Ненужные дети. Прошлое между нами

Голд Лена

— Доволен?

— Что сын сказал? Согласился ехать в ресторан или вынужденно?

— А что ему ещё оставалось делать? Против моего слова он не пошел бы по-любому. Теперь, Виктор, тебе надо будет попотеть, чтобы вернуть доверие детей.

— Верну. И твое тоже.

— Ты сначала научись людей узнавать и не верить всем подряд, Виктор.

— Маш, не начинай. Я поверил не кому попало, а родной матери. Уж извини, но не каждый ребенок получает от родителей в спину. Я не ожидал!

— Просто хватит говорить со мной таким уверенным тоном, будто

по щелчку пальцев можешь все решить. С детьми общаться не стану препятствовать, конечно. Я тебе это изначально говорила. Но не думай, что все сложится именно так, как ты это фантазируешь. Насчёт меня — уж точно!

Амиров качает головой. На губах лёгкая улыбка. Поднимает руку, кладет на мое плечо, но я аккуратно скидываю его ладонь, чтобы дети не увидели. Самодовольный гад! Просто убить хочется, потому что ненавижу его этот взгляд...

— Виктор, ещё один неверный шаг и я клянусь, сяду в машину и уеду. После этого хрен убедишь меня в том, чтобы я уговорила их с тобой поговорить. Этого не будет. Просто общаешься с детьми и валишь в закат. На работе тоже веди себя адекватно. Понял?

— Понял, — отвечает моментально.

— А теперь едем в ресторан. Пиццу есть, если Сашка, конечно, согласится за одним столом с тобой сидеть. Он сказал, что разговаривать не станет.

— Слушай, мне пока достаточно того, что они рядом, — выдыхает нервно, подбородок трёт пальцами. — Ладони п*здец как влажные от волнения. Все же пережил главный момент. Надеюсь, дальше будет легче.

В каком-то смысле мне его даже жаль становится. Но желание врезать ему чем-нибудь по голове, и желательно чем-то тяжёлым, не отпускает ни на минуту.

— Не будет легче, Виктор. Наоборот. Станет куда сложнее!

Я разворачиваюсь и иду к машине.

— Маш?

— Да.

— Спасибо.

— За что?

— За то, что ты такая хорошая. Понятливая.

— Хороших не ценят, Виктор, — бросаю через плечо. — Кстати, твоя мать не объяснила тебе причину, по которой меня так и не полюбила? Интересно узнать, откуда была такая неприязнь, даже ненависть, что обвинила меня во всех грехах, которых только можно.

Останавливаюсь рядом с авто и, сложив руки на груди, смотрю на Виктора. Между его бровями складка, на лице ярость.

— Я о ней даже разговаривать не хочу, Маша, — цедит злобно. Взгляд отводит. — Нет у меня матери. Она умерла несколько лет назад.

Я выдыхаю, замечая, что он настроен категорически. С одной стороны понимаю его... А с другой... Она же мать. Какой бы плохой ни была... Она мать. Но да, наверное, таким матерям нет места в жизни детей. Таким, как Виктория Сергеевна. Она же так притворялась, что рада нашим отношениям, однако это оказалось очень профессиональной ролью, которую она выполнила на ура. Да только сына лишилась...

— Ты не представляешь, что я чувствовал, когда узнал, что у меня могла бы быть семья, но я ее благополучно просрал. Собственными руками, — хрипло произносит, шагнув ко мне вплотную. — Не знаю, что я сделал такого, что Бог наградил меня таким образом. У меня есть

два прекрасных ребенка и женщина, которую я больше никогда не отпущу. Никому не отдам.

— Снова ты говоришь слишком высокомерно, Виктор. Меня это бесит!

— Извини, — косится на детей. — Можно я сяду за руль? Не знаю, куда дену руки, если буду просто сидеть рядом с тобой. В жизни так не нервничал.

— Давай, — соглашаюсь я. — Постарайся с детьми говорить убедительно. Особенно с Сашей. Надеюсь, у тебя получится. Ни пуха, ни пера, папаша.

Глава 22

Маша сегодня почти не спорит со мной. Я вижу, что пытается идти на контакт и да, это не из-за огромной любви ко мне, а лишь из-за детей. Хотелось бы, конечно, видеть и ту самую любовь в ее словах и поступках. Но пока кроме раздражения и злости ничего из нее наружу не вырывается.

Сажусь за руль и, посмотрев назад на детей, подмигиваю Даше. Она улыбается не только маленькими, зато пухлыми губами, но и глазами. А вот сын упрямится до сих пор. Прямо как Маша буквально минуты назад прожигает во мне дыру. Смотрит в упор. Так, будто в душу заглянуть хочет. Не отводит взгляда.

Желание схватить его в охапку и прижать к себе скручивает внутренности в тугой узел. Дышать становится тяжело.

Это мой сын. Моя дочь. Мои дети, о которых я ни черта не знал на протяжении многих лет. Да, сам виноват. Сам все испортил. Моя ошибка... Моя вера родной матери привела меня к такому исходу, что я сам себя каждый божий день проклинаю. Если бы я ей не поверил тогда, несколько лет назад... Если бы я выбрал тогда Машу... Я бы был рядом, когда она была беременна. Когда носила под сердцем наших детей несколько месяцев... Я бы стал свидетелем рождения наших детей. Я, черт побери, сам бы их воспитал. Но лишился! Лишился, сука, из-за своей же ошибки!

— Папа, а можно ещё апельсиновый сок? — спрашивает дочь, едва я, выпрямившись, завожу двигатель.

«Папа»... — п*#дец как приятно. У меня два ребенка, Господи... Как сон, ей богу.

— Все, что захотите. Брат тоже пиццу любит?

— Конечно! А ещё он любит сладости, — подавшись вперёд, Даша просовывает голову между передними сиденьями. — Круассаны с шоколадом.

— Я тоже их люблю, — преувеличиваю. Чувствую себя дураком, потому что понятия не имею, о чем говорить с детьми, как поддержать разговор. А Маша молчит.

Быстро пишу сообщение Михе, пока стою на светофоре, чтобы он позвонил своему другу и занял хорошее место в ресторане. Не хочу лишних глаз. В спокойном помещении сесть и провести с детьми время хочу.

— Папа, ты снова уедешь?

Даша очень разговорчивая, как я понимаю, не перестает задавать вопросы. Маша оборачивается назад, и при этом бросает на меня колючий взгляд. Дескать, видишь, до чего ты нас довел.

— Родная, давай будем разговаривать за столом? Саша, кстати, ты сегодня на кого из своих друзей накричал? О ком говорила преподавательница?