Необходима осторожность

Уэллс Герберт Джордж

И так как у Эдварда-Альберта не было родного дома, куда он мог бы поехать, он провел свои первые летние вакации у зятя м-ра Майэма на уилтширской ферме, в угрожающей близости к вольной и не знающей стыда жизни животных.

Там были луга, на которых паслись большие коровы; они пучили глаза на прохожего, продолжая медленно жевать, словно замышляя его уничтожить, и от них некуда было укрыться. Были лошади, и как-то раз на закате три из них пустились вдруг в бешеную скачку по полю. Эдварду-Альберту потом приснился страшный сон об этом. Были собаки без намордников. Было множество кур, не имевших ни малейшего понятия о пристойности. Просто ужас! И невозможно было не смотреть, и было как будто понятно и как будто непонятно. И кроме того, не хотелось,

чтобы кто-нибудь заметил, что ты смотришь. Были утки, но эти держались приличнее. Были гуси, которые при твоем приближении угрожающе наступают на тебя, но не надо подходить к ним, и тогда они ведут себя вполне солидно. Кажется только, что они недовольны всеми, кого видят. И был юный Хорэс Бэдд, десяти лет, румяный крепыш, которому осенью предстояло ехать в Лондон, в пансион.

– Я обещал маме не бить тебя, – сказал Хорри. – И не буду. Но если ты хочешь – давай подеремся…

– Я не хочу драться, – ответил Эдвард-Альберт. – Я никогда не дерусь.

– А если немножко побоксировать?

– Нет, я не люблю драться.

– Я обещал маме… А почему ты не катаешься на старой лошади, как я?

– Не хочу.

– Я ведь не обещал, что не стану с тобой боксировать.

– Если ты меня только тронешь, я тебя убью, – заявил Эдвард-Альберт. – Возьму и убью. У меня есть особенный способ убивать людей. Понятно?

Хорри призадумался.

– Кто говорит об убийстве? – заметил он.

– Вот я говорю, – возразил Эдвард-Альберт.

– Рассказывай сказки, – ответил Хорри и, помолчав, прибавил: – У тебя что? Нож?

Эдвард-Альберт многозначительно посвистел. Потом произнес:

– Тут нож ни при чем. У меня свой способ.

У него действительно был свой способ – в воображении. Ибо за его невыразительной внешностью таился целый мир преступных грез. Ему нравилось быть загадочно молчаливым человеком. Тайным Убийцей, Мстителем, Рукой Провидения. Вместе со светловолосым болтливым Блоксхэмом и Нэтсом Мак-Брайдом – тем, что весь в бородавках, – он принадлежал к тайному обществу «Невидимой Руки Кэмден-тауна». У них были пароли и тайные знаки, и каждый вступающий проходил испытание: надо было пять секунд продержать палец над горящим газовым рожком. Это страшно больно, и потом палец болит много дней, а в тот момент слышишь запах собственного паленого мяса. Но да будет известно потомству: Эдвард-Альберт выдержал испытание. Он предварительно облизал было палец, но Берт Блоксхэм, сам не догадавшийся сделать это, заставил сперва вытереть его насухо.

Штаб-квартира кэмденской «Невидимой Руки» помещалась в комнате над пустой конюшней позади дома, принадлежавшего тете Берта Блоксхэма. Туда надо было взбираться по почти отвесной лестнице. Тетя была женщина на редкость флегматичная, рыхлая, всегда молчавшая в церкви; с Бертом у нее не было ни малейшего семейного сходства, и она ни разу не рискнула подняться по этой лестнице. Так что «Невидимая Рука» в полной безопасности хранила там, наверху, великолепную библиотеку «кровавых историй», три черных маски, три потайных фонаря, от которых пахло краской, когда они горели, духовое ружье и кастет и мысленно терроризировала все население от Кинг-кросса до Примроз-хилла. Жители этого района даже не подозревали, каким страшным опасностям они непрерывно подвергались.

Зимними вечерами члены «Невидимой Руки» крались иной раз в течение целого часа по темным улицам, крепко прижав фонари за пазухой и надев маски, пока вблизи не показывался полицейский. А тогда – «Внимание!» – и врассыпную».

Так лихо развлекались эти молодые головорезы. Они бранились, употребляли недозволенные слова – у Нэтса каждое третье слово было проклятием, ему ничего не стоило помянуть даже нечистую силу, – у них была колода настоящих карт, «дьявольских картинок», и они резались в девятку, в очко и другие отчаянно азартные игры на непомерные ставки. Потом Нэтс научился у брата игре в железку. Неизвестно, почему играли они всегда на доллары и во время игры были в масках. Они ругались и плевали. Игра шла не на наличные:

они выдавали друг другу расписки и вели счет. И был момент, когда Нэтс задолжал Эдварду-Альберту более пяти тысяч долларов и еще половину этой суммы Берту – довольно солидный размах для мальчиков, которым еще не было тринадцати. Курить они не курили, боясь, как бы дома не заметили, что от них пахнет табаком. Нэтс попробовал было жевать табак, пустив для этого в ход подобранную где-то недокуренную папиросу, но последствия были столь быстры и столь неприятны для всех заинтересованных лиц, что опыт больше не повторялся.

Вот какова была невидимая жизнь Эдварда-Альберта, протекавшая втайне, под пристойным прикрытием его уклончивой сдержанности.

Его мать, видя, как часто он ходит пить чай к Берту Блоксхэму и Мак-Брайдам – хотя на самом деле он и не думал ходить к Мак-Брайдам, – предложила ему позвать этих мальчиков к себе.

Сперва он не захотел. Он опасался: что подумает мать о лексиконе Нэтса, если у того вдруг развяжется язык? А с другой стороны, как отнесутся прошедшие огонь, воду и медные трубы члены «Невидимой Руки» к его домашней обстановке? Мать стала настаивать.

– Это хорошие ребята, – сказал он.

Но тем больше оснований с ними познакомиться. Тогда он потребовал, чтобы был фруктовый торт и мороженое.

– Ну, конечно, милый, – ответила мать.

– На первый взгляд они могут показаться грубоватыми, – предупредил он.

– Все мальчики грубые, – польстила она.

Она приняла их ласково. Тот и другой явились подозрительно чистенькими; первое время оба были слишком заняты едой, чтобы показать себя с какой-либо Другой стороны. Они производили шум, но это был хороший, здоровый шум – главным образом когда они прихлебывали.

– Спасибо, мэм, – отвечали они на все угощения м-сс Тьюлер и некоторое время почти не произносили ничего другого. Окончание пира было отмечено удовлетворенными вздохами.

– Как бы я хотела иметь такой аппетит, как у вас, – заметила м-сс Тьюлер.

Критический момент наступил, когда м-сс Тьюлер спросила:

– Ну, что мы теперь будем делать?

Но она хорошо знала, что они будут делать. И хотите верьте, хотите нет – эти воплощения дьявола, эти игроки, которым ничего не стоило поставить на карту разом сотню долларов, эти прожженные удальцы, вокруг которых воздух содрогался от проклятий, вдруг снова превратились в детей. Члены «Невидимой Руки» играли в жмурки и в мнения и говорили: «Спасибо за вкусный чай, мэм», – как будто и в самом деле были теми хорошими мальчиками, какими их изображал Эдвард-Альберт.

Правда, Берт слегка икнул, произнося эти слова, но, кажется, мама не заметила.

2. Крикетный матч

Количество учеников в школе м-ра Майэма колебалось от девятнадцати до двадцати четырех, и все же Эдвард-Альберт, не пробыв там и двух лет, попал в число одиннадцати лучших, составлявших крикетную команду, и в последний год своего пребывания в школе участвовал в ежегодном матче с колледжем Болтера. До матча он не особенно увлекался этой игрой, но после него стал тем энтузиастом крикета, каким полагается быть каждому молодому англичанину.

Ученики м-ра Майэма летом играли в крикет в Риджент-парке, но зимой они не играли ни в какие игры, так как при игре в футбол мальчики очень пачкаются, и родители возражали. Однако м-р Майэм был убежден, что разумные физические упражнения на воздухе полезны для нравственности. Ему была ненавистна мысль о «слоняющихся» учениках, и в программу его заведения были включены «обязательные игры». Мальчики должны ложиться спать усталыми. Шапочки, фланелевые костюмы, башмаки и необходимый инвентарь можно получать от фирм, поставляющих школьное обмундирование, и притом по выгодным оптовым ценам. И даже наименее светские родители будут вознаграждены, убедившись воочию, что их отпрыск умеет вполне прилично играть в обществе в крикет. Заведомо солидный характер заведения явствовал из подбора цветов школы: черного с белым.