Необходимо для счастья
Шрифт:
— Потерпишь, — раздраженно ответили на ворчанье.
Межов узнал голос Ольги и удивился, что она уезжает с первым рейсом: она всегда старалась быть у него на глазах и сюда ехала вместе с ним, всю дорогу пела, а вот теперь… И хозяйки его рядом не было, и Гусман сел в первую машину.
Произошло что-то важное, непонятное и обидное, и, когда машины ушли, Межов направился к оставшимся колхозникам, которые расположились за будкой, на траве, ожидая своей очереди. Они о чем-то переговаривались, но, когда Межов подошел, смолкли, он ухватил только разочарованное:
— Завтра не наряжайте на работу, товарищ Межов, — сказала Пояркова, повязывая платок и заправляя под него волосы. — Отдохнуть надо.
— Так ведь комбайны пустим завтра, как же без вас?
— А это уж вам виднее, на то вы и х о з я е в а.
Больше никто не сказал ни слова, но Межов почувствовал, что колхозники молчаливо поддерживают ее, считают ее своей, а он уж отделился от них, встал по другую сторону, и отделение это произошло не тогда, когда они вместе работали, смеялись и умывались, а после этой несчастной речи, когда он благодарил их за работу.
Межов отошел к будке сторожа, где Антипин запрягал лошадь, и закурил. Антипин, по обыкновению, молчал, не обращая на Межова внимания, но, когда запряг и сел в телегу, сказал, подбирая вожжи:
— За жесть вы мне, товарищ председатель, все ж таки заплатите, мне сени покрыть надо.
— Ты же говорил, под тесом простоят?
— Ну и что? Говорил. А теперь передумал.
— Да что вы какие сегодня все?! — обиделся Межов.
— Мы всегда такие, — сказал Антипин, сердито дернув вожжи. — Н-но, трогай, черт, задумалась, кнута захотела!
И телега дернулась, застучала по невидимым ухабам, заторопилась в ночь, стуком своим говоря, что земля подсохла и завтра можно опять начинать прерванную дождем работу. Начинать почти заново.
1965 г.
ОПОЗДАВШИЙ ПАССАЖИР
Телефон зазвонил, когда Алевтина Сергеевна собиралась сойти на пристань.
— Дежурная! Дежурная! — звал высокий женский голос. — «Латвия» ушла или нет?
Голос спрашивал нетерпеливо и встревоженно. Алевтина Сергеевна уже слышала его час назад, когда «Латвия» только что пришла.
— Нет, — ответила она, — пока еще нет.
— Нет?! — ужаснулась женщина. — Сколько же она будет стоять?
— Еще десять минут, — ответила Алевтина Сергеевна.
— Еще десять!.. Господи! Кошмар какой-то. Это же невыносимо…
Алевтина Сергеевна услышала отчаянное проклятье и резкий щелчок брошенной трубки. Женщина сердилась, что «Латвия» так долго не уходит. Непонятно. Обычно в таких случаях радуются.
Алевтина Сергеевна положила трубку, заправила под берет темные, чуть седеющие волосы и вышла из дежурки.
В залах ожидания
Алевтина Сергеевна сошла вниз, к причалу, забралась в ближнюю лодку, сняла туфли и опустила ноги за борт. Вода в Волге была прохладная и мягкая; она тихо плескалась в борта лодки, ласково щекотала горячую натруженную кожу, осторожной волной набегала на берег, заливая искрящийся в ярком свете фонарей желтый песок.
Прислушиваясь к шорохам ночи, Алевтина Сергеевна думала, что хорошо отдыхать вот в таком месте с прохладной, все очищающей водой и свежим речным воздухом. Наверное, каждый человек имеет что-либо подобное, где он, отдыхая, отдается своим мыслям и чувствам.
Гудок отходящей «Латвии» прокатился над рекой звонко и весело. Под возбужденные крики пассажиров и провожающих теплоход уверенно развернулся и, сверкая цветными сигнальными огнями, пошел на середину темного колыхающегося плеса.
Алевтина Сергеевна вытерла мокрые ноги, обулась, вышла из лодки на мостки и поднялась к вокзалу.
В дежурке требовательно и настойчиво звенел телефон. Знакомый высокий голос, волнуясь, снова спрашивал о «Латвии».
— Ушла, — сообщила Алевтина Сергеевна с облегчением.
— А вы не скажете… мужчина… высокий такой… в сером костюме… уехал?
— Не знаю, я не была на посадке, — ответила Алевтина Сергеевна.
— А перед уходом?
— Перед уходом такого мужчины, кажется, не было. Да, не было.
— Хорошо! — прошептала трубка.
Алевтина Сергеевна услышала облегченный вздох и горячее, ликующее «спасибо». Радуется уходу «Латвии». А тот бедняга, наверное, надеется уехать, спешит и будет огорчаться, узнав, что опоздал.
Алевтина Сергеевна положила трубку и стала прибирать на столе бумаги.
Мужчина в сером костюме явился вскоре после окончания телефонного разговора.
Это был высокий, стройный человек лет тридцати, крайне возбужденный и рассерженный. Он без стука, резко и широко распахнул дверь дежурки, почти не нагибаясь, с шумом опустил на пол чемодан и, одним движением руки отерев со лба пот и сдвинув на затылок шляпу, сердито бросил:
— Здравствуйте!
Алевтина Сергеевна невольно улыбнулась вежливости ворвавшегося пассажира.
— Здравствуйте.
— Мне нужен билет на пароход вниз, — сообщил он.
Это был, возможно, тот самый пассажир на «Латвию», опозданию которого так радовалась женщина с высоким голосом. Он был сильно расстроен чем-то и не владел своими чувствами, как, впрочем, все опаздывающие пассажиры.
— Почему закрыта билетная касса? — строго осведомился он.
— Потому что вы опоздали и пароходы все ушли, — ответила Алевтина Сергеевна.
— А «Латвия»?
— И «Латвия» ушла.
— Да?! — удивился мужчина. — Странно: я так торопился, бежал, и — ушла… Очень странно!