Необоснованные претензии
Шрифт:
— Понимаю, миссис Карлтон. Встретимся в семь часов вечера. До свидания.
Итак, через две недели, думала Элизабет, все еще не спуская глаз с телефонной трубки, из которой слышались гудки. По крайней мере неведению наступит конец. Она узнает. Он ей скажет, и она узнает — святой он или грешник, Бог или дьявол. Очень медленно положила трубку на рычаг, потом нахмурилась. А что, если бы он никогда не попытался встретиться с ней? Может быть, она приводит в действие силы, которые лучше было бы оставить в покое? Не тревожить. Но ведь прошло семь месяцев. Семь месяцев полного молчания. Она знала, что заставило
— Итак, — сказал он, становясь рядом с ней в то время, как она внимательно рассматривала витрину с кружевным нижним бельем. — Неужели убийца гуляет на свободе среди нас?
Она похолодела, повернулась и посмотрела прямо в его кривящееся злобной усмешкой лицо.
Он махнул рукой, показывая на кружевной лифчик и штанишки.
— Чтобы соблазнить еще одного любовника, миссис Карлтон? Вам требуется подмога такого рода? Мужчины в страхе разбегаются при виде вас?
— Нет, мистер Моретти, — ответила она, — вовсе нет. Убийца моего мужа все еще на свободе, а у вас ни разу не возникло желания поймать его или ее. Вам непременно захотелось засудить меня, ведь ваши политические амбиции требовали немедленных действий, не так ли?
Жилы на его шее напряглись и рельефно выступили от ярости, но голос оставался ядовитым и обманчиво мягким:
— Я жалею, что Сэмюэлс не вызвал вас в качестве свидетеля. Я бы обломал вас в пять минут. Все увидели бы, что вы такое, несчастное, жалкое существо. Но вы богаты, очень богаты, верно? Вы можете покупать, красть, подкупать кого и где угодно.
— Вы, мистер Моретти, слепец и дурак. Она повернулась и зашагала прочь, расправив плечи и высоко подняв голову. Но внутри у нее гнездилось отчаяние.
И тогда Элизабет поняла, что позвонит Кристиану Хантеру.
— Что-нибудь не так, миссис Карлтон? Она заставила себя оторвать взгляд от телефона и улыбнуться Коги.
— Нет, ничего. “Через две недели я узнаю. Две недели”.
— Мистер Роуи приходит сегодня обедать?
— Да, Коги, придет. Вы приготовьте суси [19] . Он очень любит.
Ее жизнь была непрерывным чередованием света и тени. И неосознанно она потянулась к свету — подошла к своему роялю. В течение трех часов Элизабет играла Скарлатти, любимого композитора Роуи. Никто ее не потревожил.
19
Суси — японское блюдо, пикантный соус, приправа к мясным и рыбным блюдам.
На следующий день пришло письмо. Там было всего несколько аккуратно напечатанных строчек без подписи.
И у нее возникло ощущение, будто кто-то нанес ей удар в живот.
"Миссис Карлтон!
В четверг вечером приезжайте в поместье Лоретты Карлтон на Лонг-Айленде. Самым подходящим временем будет половина девятого. Не
И все. Она смотрела на письмо, не сводя с него глаз, потом встряхнула тоненький листок бумаги. Предатель. Но она ведь уже знала, кто был предателем. Эвери Рэмсон, человек, занимавший достаточно высокое положение, помощник Коя Сивере тона. Он покончил с собой, оставив предсмертную записку, в которой написал, что безнадежно болен раком. Так обстояли дела.
Она скомкала листок и бросила его так, чтобы он ударился об стену, потом прикрыла глаза — ей не хотелось ничего видеть, но перед глазами метались картины, таящие угрозу безумные образы. “Я не могу больше”. Она схватила трубку, чтобы позвонить Адриану. Секретарша, одна из помощниц Миллисент Стейси, ответила после второго сигнала.
— Дженис? Это миссис Карлтон. Мистер Марш у себя?
— Сожалею, миссис Карлтон.., а верно, вот он. Подождите минутку.
— Элизабет? В чем дело?
Голос Адриана был таким же солидным, как он сам, таким же надежным, внушающим доверие. “Не говорите никому”.
— Элизабет? Вы слушаете?
— Мистер Адриан, — сказала она. — Как.., как вы чувствуете себя?
Последовала изумленная пауза.
— Со мной все в порядке. А в чем дело?
— Я… Право же, ничего, Адриан. Я просто сейчас подумала об Эвери Рэмсоне.
— Почему?
— Не знаю. Позорная история. Вы в курсе этой грандиозной кампании за обладание “Маккензи-Карлтон фудс”?
— Я прекрасно осведомлен. Мы потеряли свыше миллиона долларов.
— И это произошло после смерти Эвери?
— Да. Но секретность, когда речь идет о таких компаниях, ну, дело в том, Элизабет, что, в сущности говоря, речь идет о краже. Иногда такое случается, Элизабет. Право, случается. Бог с ними.
Неужели и впрямь не произошло ничего особенного? Забыть об этом?
— Элизабет, в чем дело?
Она заставила себя улыбнуться, поняла, что он не может видеть ее улыбки, и посмеялась сама над собой. От смеха ей стало легче.
— Я просто тут думала, Адриан, о всяком разном, вот и все. Вы, вероятно, очень заняты…
— Для босса я всегда свободен.
— Да, передайте мой привет Хелен.
— Вы очень добры, Элизабет, — сказал он, и она поняла, что Адриан думает о том ужасном вечере и сцене с Кэтрин.
Положив трубку, Элизабет начала скитаться по дому, потом надела темные очки и пальто. Три часа она бродила, просто бродила. “Ты бродишь точно так, как бродила в тот вечер, когда убили Тимоти”.
Ей хотелось позвонить Роуи. Она нуждалась в нем больше, чем когда бы то ни было, но он в Бостоне, и она не ждала его до пятницы. Тогда она и покажет ему письмо. “А как же насчет вечера четверга?"
Поздно вечером Роуи позвонил ей.
— Благотворительный банкет, моя радость. Надеюсь, ты еще не спала?
Она спала, но, конечно, не призналась.
— Нет, я думала о тебе. Я скучаю по тебе, Роуи.
— Не больше, чем я по тебе, Элизабет. У тебя печальный голос. В чем дело? Что-нибудь не так?