Необручница: На острове любви
Шрифт:
Мы увлечённо целовались, пока сир Брис пил воду. Я не знаю, почему он не наливал вина, хотя бутылка стояла на столике и к ней были приготовлены кубки на троих. Госпожа первая разорвала поцелуй, отстранилась и лукаво взглянула на мужа. О его отношении к происходящему я поняла спустя минуту, когда госпожа велела мне занять её место на кровати и склонилась, чтобы поцеловать ещё раз в губы и мою грудь.
Вид у сира Бриса, не ожидавшего такого подарка от ритуала, был ошеломлённый.
— Брис, будь уважителен и нежен с Аной, как со мной… — проворковала госпожа, смещаясь к нему, неуверенно опускающемуся
Стоит ли говорить о том, что там уже было влажно и готово страдать за обоих моих хозяев? Сир Брис вошёл в меня, а на лице застыло каменное выражение, словно он испытывал одну единственную эмоцию — сосредоточенность.
Вид на него мне закрыла белая ткань платка, впрочем, поехавшая вниз от первого же движения вглубь — я выгнулась, натягивая простыню руками на себя и запрокидывая голову. Немного движений сира Бриса — и спазмы отпустили. Рядом сидела госпожа, и моя рука машинально погладила её, сжимая бедро.
— О, Ана! — выдохнул любимый голос. Платок был убран, красивые глаза склонились ко мне, а я жадно впилась в подставленные губы: скольжения сира Бриса и его возвышающийся торс будили во мне нечто невероятное.
— Я хочу сделать вам приятное, госпожа, — призналась я, эгоистично кривя душой, ибо когда я делала приятной моей сирре, то сама получала не меньшее удовольствие.
Она меня поняла. Я успела поймать изумлённый взгляд сира Бриса и его открывшийся рот, как мне на лицо опустились многострадальная розочка госпожи, вытерпевшая получасовую пытку. Мои руки обхватили поудобнее стройные бёдра, и язык пошёл в дело.
Я ощущала смешение вкусов — сок госпожи смешался с жемчугом господина, оставившим свой пряный след, и это сводило с ума ещё больше, как и осознание того, что мои хозяева сейчас оба со мной.
Мы с госпожой только входили во вкус, как толчки сира Бриса стали глубже, резче и очень быстро горячая волна изнутри затопила меня, даже ноги не успели устать от напряжения.
— Брис… — с укором сказала госпожа, но дело было сделано. Ей пришлось слезть с меня, чтобы выполнить очередной шаг ритуала.
Господин утомлённо лёг рядом со мной, и я наконец увидела слабую улыбку на его напряжённом лице. Пока госпожа собирала платком жемчуг, вытекающий из меня, говоря тем самым: «Он — только мой! И только он станет отцом моих детей!» — господин поднёс руку к моему лицу и коснулся пальцами рта, как бы из любопытства, желая знать, что я буду делать. Я покорно приняла их, видя, как расширяются его ноздри, и слыша, как сбивается дыхание от меняющейся картины запланированного ритуала.
Высушив меня, госпожа решила вознаградить за моё желание помочь и восполнить быструю работу господина, не выполнившего просьбу быть со мной нежным. Её язык быстро довёл меня до исступления, и, кажется, потеряв голову от моих всхлипов и встречных движений, она сама застонала.
Сир Брис наблюдал за нами и машинально то и дело подносил и сразу отдёргивал руку от своего ствола, опять принявший боевой вид: у магов с самоудовлетворением были опасные сложности.
—
Пропитанный ароматами воздух в спальне или же наше обоюдное доверие — не знаю, что помогало сладкому безумию. Мы ласкали друг друга, как могли, перестав спрашивать разрешение и безошибочно угадывая желания друг друга при смене положения тел. Наверное, в Люмерии в эту ночь не было более счастливого мужчины, чем сир Брис. Наблюдая за нашими синхронными ласками, в какой-то момент он простонал:
— Девочки мои!..
И этим было всё сказано. Смелись в сторону ненужные лишние мысли, робость и подозрения. Он видел, на что готова пойти я, лишь бы угодить ему и госпоже. Видел, что госпожа получает не меньшее от этого удовольствия. Приняв факт, что и у меня с ней одинаковые потребности, он уже без стеснения ласкал меня языком.
Дважды огонь сира Бриса согревал меня изнутри, дважды — госпожу. И в конце концов мы, сошедшие с ума от растекающейся нежной слабости в наших телах, повалились на кровать, обнимая друг друга — и уснули. Сир Брис посередине, мы — захватив его тело в плен наших объятий.
Проснулась я от того, что моя левая часть тела замёрзла. Господин, имея дар огня, всегда был тёплый, даже в холодное время года. И вот к нему-то мы с госпожой, не имеющие сил встать и забраться под покрывало, прильнули. Только в моём лумерском теле магия огня быстро разошлась, впиталась, растворилась — в то время как госпожа продолжала сладко спать, уткнувшись мужу в правый бок, закинув одну ногу поверх его и положив руку на грудь.
В комнате царил полумрак, свечи были потушены или потухли сами. И только две настенные бра давали немного света, которого мне хватило, чтобы быстро вспомнить, где я нахожусь.
Я пошевелилась — и сир Брис сразу поднял руку, которая была запрокинута за мою спину, давая мне возможность подняться. Его левая рука обнимала госпожу. Это что же, он так долго лежал, словно птица, обнимающая крыльями своих обеих пташек?
— Разрешите, я пойду, господин? — шёпотом спросила разрешения. Кажется, мы обряд так и не закончили, как следует.
— Благостной ночи, Ана, — и сквозь сумрак я увидела его улыбку.
Натянула на себя рубашку, на неё — тёплый шлафор и, прежде чем выйти, поклонилась сиру Брису, наблюдавшему за мной. Так было надо.
Он кивнул, не имея возможности повторить мой жест. Но и этого было достаточно. Обряд, кажется, был закончен, и я отправилась к себе.
Этот вечер отменил план госпожи касательно намечающихся ночей, отведенных для зачатия. Спросив у меня разрешение утром, госпожа заключила, что сиру Брису не нужно ходить из комнаты в комнату. Я сама буду приходить к ним, снимать излишки и оставлять супругов для запланированного счастья. Решение устроило всех.
Мне также будет перепадать немало крупиц счастья, и никогда господа не будут так нежны со своей служанкой, порой соревнуясь в нежности и страсти. Но я обязательно отплачу им достойной монетой — выполняя все их прихоти и желания, возникающие во взгляде, дыхании и закушенной лукаво губе.