Необычайное путешествие
Шрифт:
— Ну, рыба — это да, — согласилась Кюльжан. — Но лепешки не очень-то… Пресные совсем. Если бы их испечь на дрожжах, они были бы легче и пышнее, а то прямо, как сухари.
— Смотри-ка! Она привередничает, — изумился Вася, уминая за обе щеки остаток лепешки. — Ну, ребята! Хватит прохлаждаться. Люди давно уже где-то работают. Надо обязательно их разыскать, а то неудобно получается. Я думаю, и нам с Валериком работа найдется.
Но Валерику эта перспектива не понравилась.
— Во-первых, после обеда мне полагается
— Так ведь мы ловили рыбу для собственного удовольствия, — возмутился Вася. — Какой ты, Валерик, странный! Конечно, если тебе хочется валяться в холодке, как тем, что впятером любуются, как один из них вырезает ложку, то, пожалуйста, лежи с ними до отупения. Пойдем, сестренка!
— Я сейчас спрошу у Мары, куда нам идти, — ответила девочка, с готовностью вскакивая на ноги.
— Кто это - Мара?
— Да девочка, которую ты зовешь поварихой. Ее зовут Мара. У нее, когда она была еще маленькой, родную маму съели волки. Но ее все зовут «дочкой». И вообще, здесь все дети всех женщин называют «матерями».
— Уже познакомилась со здешними порядками, — удивился Вася. — Ну, ладно, узнавай скорее.
— Мара тоже пойдет с нами, — сказала Кюльжан, возвращаясь. — Сейчас женщины убирают ячмень. Мара ужин уже приготовила, так что она свободна и может нас проводить.
— Ну и замечательно! — одобрил Вася. — Одни мы, пожалуй, и не найдем их поля.
Тем временем Мара сбегала в Дом и вернулась с двумя деревянными серпами, в которые были вставлены кремневые пластинки.
Один серп она вручила Кюльжан.
— А мне? — спросил Вася с обидой.
— Мужчины хлеб не убирают, — возразила Мара.
— Вот тебе раз, — возмутился мальчик. — Ну и в общество я попал! Убирают ваши мужчины хлеб или нет, меня не касается. Давай мне серп и все!
— Больше нет серпов! — испуганно воскликнула Мара.
— Не волнуйся, Вася, — примиряюще сказала Кюльжан. — Будем жать по очереди. Один жнет, другой снопы вяжет. Снопы вязать тоже интересно.
— Договорились. Пойдемте в поле, а Валерик пусть себе валяется в холодке с теми лодырями.
— Это женихи… — хихикнула Мара.
— Какие женихи? Чьи?
— Старшая Мать сказала, что они уже не дети, а женихи. Кормить их больше не будут. Охота у нас сейчас плохая, зверь куда-то ушел. Коров тоже мало — много пастухов не надо. Делать им нечего. Уберем хлеб, тогда отведем женихов в другой род. Может быть, там их примут. Тогда будет большой праздник.
Слушая объяснения Мары, Вася хохотал, как сумасшедший.
— Вот в какую компанию попал наш товарищ, — еле выговорил он. — Этак и его заодно сдадут в другой род. Валерик! Несчастный! Иди сюда скорее!
Тот нехотя поднялся и подошел к Васе, по просьбе которого Мара повторила свой рассказ.
— И
Прошло несколько горячих «уборочных» дней. Вася и Кюльжан работали очень охотно, а Валерик больше из-за того, чтобы не быть причисленным к злополучной группе «женихов».
Скудный урожай был убран до последнего зернышка, до последней соломинки и на носилках перенесен людьми в общую кладовую Большого Дома.
Вася, Кюльжан и Валерик продолжали жить, вернее, ночевать, у той же приютившей их женщины, которую звали Ксандрой. Между делом они нянчились с ее ребятишками, мастерили им несложные игрушки.
Ксандра, в свою очередь, платила им почти материнской заботой. Во время общего завтрака или ужина (обеды здесь были не положены) отламывала им большие куски лепешки, а как-то, договорившись со Старшей Матерью, сшила «детям умершего племени» более легкую и удобную одежду, чем та, в которой они прибыли на стоянку.
— Пусть души ваших предков радуются за вас, — сказала Ксандра, вручая детям одежду, — может быть, они пошлют нам за это хороший урожай.
Только одно обстоятельство несколько беспокоило ребят — явная неприязнь выгнанного из Большого Дома Ксандрой унылого Ичипора. Правда, он больше не пытался силой занять свое место в Доме, но при каждом удобном случае вставлял несколько слов о том, что глупо кормить чужих детей, когда и своим не хватает вдоволь пищи. Сам Ичипор был постоянно голоден и питался только пойманной и запеченной им в золе рыбой. За общую трапезу, по распоряжению Старшей Матери, его не пускали.
Но как ни трудно было Ичипору переносить упреки Ксандры и насмешки женщин, он не мог уйти от Большого Дома. Здесь жила близкая ему женщина, здесь были его дети. Не смея теперь подойти к ним, он издали искал их глазами среди копошившихся у Дома малышей. Со стыдом и жалостью вспоминал, как в голодную минуту отнимал у них куски, оставленные матерью. Маленькая каморка, где они жили, теперь казалась ему недоступным раем. Ичипор тщетно ломал голову над тем, как вернуть себе уважение женщин; он был уверен, что только в том случае его простит и, быть может, примет обратно Ксандра.
Жизнь рода тем временем шла своим чередом. На общем Совете рода было решено, чтобы Старшая Мать в сопровождении старейших отвела пятерых старших юношей «на смотрины» в соседнюю стоянку. С собою послы должны были взять несколько годовалых телят для жертвоприношения и угощения будущих родичей, если, конечно, они согласятся оставить юношей у себя.
Скота было так мало, что эти подарки являлись значительной брешью в общем хозяйстве рода. Но так требовал обычай, и все понимали неизбежность этой жертвы.