Необычайные похождения царевича Нараваханадатты
Шрифт:
Когда же наступила ночь, пошел он к царице Адхикасангаме, отдал ей один из плодов, и она его тотчас же съела. Провел царь эту ночь в ее покоях, поскольку была она дочерью главного министра и следовало ей отдать предпочтение, а плод, предназначенный для другой царицы, положил под свое изголовье. Крепко уснул царь, а царица Адхикасангама поднялась с ложа, и, желая сама родить двух одинаковых сыновей, вытащила из под царской головы второй плод, и съела его — известное дело, женщины не могут избежать взаимной зависти!
Когда же утром раджа проснулся и стал искать тот плод, она ему призналась: «А я и второй плод съела!» Ушел от нее царь, расстроенный, прогоревал весь день, а когда спустилась ночь, пошел в покои другой жены. А та спросила его о плоде, и ответил он, что вот-де, пока он спал, ее соперница и второй плод съела. Очень огорчилась Кавьяланкара, не получив плода, который помог бы ей родить сына. Дни шли и шли, и бывшая бесплодной царица Адхикасангама забеременела и, когда настало время, родила двух сыновей. Обрадовался царь Паритьягасена тому, что исполнилось его желание. Устроил он великий праздник и сына, родившегося первым, очи которого были подобны цветам лотоса индивары, а сам он был красоты необычайной, нарек
Вторая жена царя, Кавьяланкара, при виде этого события разгневалась и подумала так: «Увы мне! Лишила меня завистница радости родить сына, так я ей за это отплачу! Оба они погибнут во взаимных распрях» — и, так подумав, стала она искать к этому средство.
Стали расти оба царевича, и чем старше они становились, тем сильнее росла и укоренялась ее лютая ненависть к ним. Когда же вступили они в пору юности и стали могучими молодцами, пришли оба царевича к отцу и, жаждая ратных подвигов, так ему сказали: «Умеем мы владеть оружием, и оба мы молоды, и нехорошо, что руки наши ничем не заняты. Коли кшатрий не сражается, тьфу на все его молодечество! Потому, батюшка, позволь нам пойти и весь мир завоевать». Обрадовался царь таким речам своих сыновей, и повелел все приготовить для их похода, и так их наставлял: «Коли где трудно придется вам, молодцы, то следует вам вспомнить об Амбике, устранительнице несчастий, ибо оба вы родились по ее милости». С таким напутствием отправил он их в поход и дал им войско, состоявшее из слонов, колесниц, всадников и пеших воинов и возглавляемое его вассалами, а мать благословила их и отправила с ними самого главного своего «министра старого Пратхамасангаму, своего отца, чтобы было с кем посоветоваться.
Пошли два брата с войском, исполненные мужества, сначала восточные страны покорять. Никто перед ними, могучими, устоять не мог, и они, покорив многих раджей и доказав свое мужество, отправились завоевывать южные царства. Вести об их подвигах дошли до отца с матерью, и родители возрадовались, а завистницу еще пуще стал мучить огонь зависти. Велела эта злодейка изготовить от имени царя военачальникам, с царевичами отправившимися, такой указ: «Сыновья мои, вознесшиеся от гордости своими победами, задумали после того, как всю землю покорят, убить меня и завладеть всем моим царством. А посему, коли вы мне верны, вам следует без рассуждений убить обоих моих сыновей». А написал Кавьяланкаре этот указ за деньги немалые писец из приказа по делам мира и войны, и послала она его тайно с нарочным. А тот нарочный добрался до лагеря царевичей и тайком отдал повеление царское военачальникам. А те дела государственные знали тонко — судили, рядили, указ царев одолели и уяснили и ночью, собравшись, порешили обоих царевичей убить: хоть приказ и несправедлив, а исполнять его надо, даже если он и не нравится. Но многомудрый министр, который был царевичам дедушкой, узнал об этом — был среди военачальников один ему приятелем — и рассказал про все внукам. Вскочили они тогда на коней и тайком тотчас же исчезли из лагеря. Ехали всю ночь — ехали царевичи вместе с дедом, и заехали в дремучий Виндхийский лес, и, не знаючи дороги, заблудились. Провели они ночь в лесу и снова отправились в путь, и, когда солнце стало прямо над головой, кони у них, измученные жаждой, подохли. Дряхлый Пратхамасангама, измученный нестерпимым зноем, беспощадной жаждой и жестоким голодом, скончался на глазах у царевичей.
«Как же это отец нас, ни в чем не повинных, сам в такую беду завел? Неужто, чтобы угодить этой злодейке, своей второй жене?» Тут оба брата в горести и в печали вспомнили, как отец наставлял их в беде молиться Амбике. И только лишь вспомнили братья о ней, защитнице, как перестали, могучие, ощущать голод, жажду и усталость. Ободренные этим они, заблудившиеся, пошли ей, живущей в горах Виндхья, молиться и, чтобы ее умилостивить, начали совершать подвиги и изнурять себя постом.
А в это время военачальники, оставшиеся в лагере, желая совершить над братьями черное дело, стали их искать, а не найдя, решили, что куда-то бежали царевичи со своим дедом. Напуганные тем, что веления царского не исполнили, вернулись они к радже Паритьягасене, грамоту ему показали и поведали, что случилось. Царь же все понял и рассердился и, разгневанный, так им сказал: «Что это за наваждение? Никакого приказа я не посылал! Что же вы, дурни, разобраться не могли? Как же это я убью сыновей своих, доставшихся ценой немалых подвигов? Вы сами их убить хотели, да, видно, благодаря добродетелям своим они спаслись, да благодаря мудрому совету их деда!» Повелел тогда раджа всех военачальников и писца, сочинившего ложный указ и пытавшегося бежать, схватить, выспросить, что как было, да заодно и супругу свою Кавьяланкару, всего дела устроительницу, злодейку, на сыновей руку поднявшую, бросить в подземную темницу. Да, по правде сказать, могло ли быть иначе? Кто из-за крайней ненависти вершит черное дело, как же ему самому не изведать невзгод? Всех же тех военачальников, которые с царевичами пошли, да назад вернулись, царь сместил, а на их место других назначил. И стал он разыскивать, где же его сыновья, и ради этого, горюющий и благочестивый, молился Амбике.
А жительница гор Виндхья в то время возрадовалась жестоким подвигам царевича Индивары и его брата, явилась ему во сне, дала меч и так сказала: «Этим мечом сверкающим сразишь ты врагов несразимых и, как только о чем подумаешь, сразу то и будет дано тебе. Вы оба с его помощью осуществите задуманное». Сказала это богиня и исчезла, а Индивара проснулся и увидел в своей руке меч. Обрадовал он брата, рассказав о том, что ему приснилось, и об этом мече, и кончили они свой пост, отведав лесных плодов.
Радостные и окрепшие благодаря милости богини, поклонились они ей и отправились — Индивара, держащий в руке меч, и его брат — дальше. Шли они, шли и добрались до какого-то города, дома которого, сделанные из золота, сверкали будто вершины горы Меру. Увидал Индивара там у городских ворот ужасного ракшаса и спросил у него, что это за город и кто в нем правит. Отвечал ему ракшас: «Город этот называется Шайлапур, и находится он под властью повелителя ракшасов Ямаданштры, сразителя врагов».
Кончил он говорить, и захотелось Индиваре
А когда это случилось, обрадовались и женщина и дева. Подошел царевич с братом к ним и спросил: «Что же это за город с единым стражем у ворот и кто этот удалой ракшас и почему вы радуетесь его смерти?» На это ответила ему дева так: «Правил в этом городе Шайлапуре царь по имени Вирабхуджа, а это жена его Маданаданштра. Хитростью пробрался сюда ракшас Ямаданштра и сожрал и царя, и всю семью его, и челядь, а ее из-за красоты не сожрал, а взял себе в жены. Обезлюдив все золотые дома этого прекрасного города, стал с ней, лишенной слуг, развлекаться. Я же ракшасу младшая сестра, а имя мое Кхадгаданштра, и, когда увидела я тебя, ты мне сразу же понравился. Потому-то мы обе и радуемся, видя, что ты ракшаса сразил, а меня ты, благородный, возьми к себе — любовь меня тебе отдала». Тогда Индивара взял Кхадгаданштру в жены по обычаю гандхарвов — по ее доброй воле и их взаимной любви — и остался жить в том городе, силой меча ему доставшегося, и веселился с женой. А брат жил при нем.
Однажды с помощью мысли и меча построил он для младшего брата воздушный корабль, посадил на него Аниччхасену и послал его к родителям передать его горячую любовь да привет.
Быстро домчался тот по небу на воздушном корабле до родительского города Иравати. При виде его обрадовались измученные горькой разлукой отец и мать, словно чакоры при виде месяца, вновь народившегося. Подошел он к ним и пал в ноги, и обнимали они его, и успокоил он их тревоги вестью о том, что брат здоров, и поведал обо всем, что с ними приключилось, — от бед великих до счастливого завершения, а сам услышал о той завистливой злодейке и о ее черном умысле, из-за которого и он и его брат должны были погибнуть. Устроил отец по случаю его возвращения праздник, и народ ему радовался, и остался Аниччхасена жить с отцом да матерью.
Только вот прошло сколько-то дней, и приснился ему дурной сон, и затревожился он о брате и так сказал отцу: «Позволь, батюшка, пойду я и привезу сюда брата — хочется и ему с вами встретиться». Отцу же тоже хотелось увидеть и другого сына. — И с отцовского и материнского согласия взошел Аниччхасена на свой воздушный корабль и помчался поднебесной дорогой в город Шайлапур. На заре долетел он до него, вошел в покои брата и увидел, что лежит ничком без памяти его старший брат, а около него стоят и слезами заливаются Кхадгаданштра и Маданаданштра. «Что это?» — воскликнул он. И тогда, опустив голову, рассказала ему Кхадгаданштра, осуждаемая Маданаданштрой: «Когда не было тебя, пошла я однажды совершить омовение, а твой брат остался наедине с Маданаданштрой и стал с ней забавляться. Быстро кончила я омовение, вернулась и своими глазами увидела, что между ними было, и стала кричать и браниться. И хоть и уважала я его, да из-за гнева перешла все пределы и, без меры ослепленная, подумала: «Что же это, со мной не посчитавшись, он с этой связался? Знать, из-за своего меча он так вознесся. Так я упрячу эту железку!» — и я, глупая, ночью, когда он спал, сунула его меч в огонь. Пошли по мечу пятна, брат твой без памяти лежит, а я с Маданаданштрой убиваюсь и терзаюсь. И так нас обеих измучили и скорбь и гнев, что мы уже и умереть собрались, да ты тут появился. Возьми же ты этот меч, безжалостно свершающий свое дело, и рассеки им меня, не оставившую дурных дел моих сородичей-ракшасов». Вот так умоляла пожелавшего рассечь себе голову Аниччхасену жена его брата, изнемогшая от страданий. И тут раздался глас с небес: «Не слушай ее и не поступай так! Твой старший брат, царевич, не умер. Он оттого без памяти, что богиня разгневалась из-за бесчестья, нанесенного мечу. И не следует осуждать Маданаданштру — не виновата она. Это все из-за проклятия, брошенного на них. Обе они в прошлой жизни были женами брату твоему. Ты же ради избавления помолись той богине». Услыхал это Аниччхасена, с собой кончать не стал, а взошел на воздушный корабль, взяв тот огнем оскверненный меч, и полетел помолиться у стоп богини, живущей в горах Виндхья. Там, когда он собрался, чтобы ее порадовать, голову себе отсечь [246] , услышал он с небес голос божественный: «Не делай этого, сынок! Оживет твой старший брат и меч снова станет сверкать! Обрадовал ты меня своей преданностью!» Услыхал он эту речь божественную и, тотчас же взглянув на меч, увидел, что вновь он сверкает, и вознес хвалу богине. Словно на свое сердечное желание вскочил Аниччхасена на корабль быстролетный и помчался, нетерпеливый, прямо в Шайлапур-город, а там увидел старшего брата, к которому сознание вернулось, и припал к его стопам, а тот со слезами на глазах поднял его и обнял, и обе женщины со словами: «Ты нас обеих и мужа нашего спас» — бросились ему в ноги. Тогда расспросил Индивара брата о том, что случилось, и тот все подробно рассказал ему.
246
…чтобы ее порадовать, голову себе отсечь… — форма жертвоприношений, о реальности которой свидетельствуют не только многочисленные на юге скульптурные произведения портретно-мемориального характера, так называемые «хиростоунс», изображающие акт жертвоприношения, но и вполне современный инцидент, происходивший в 1967 г. в Джамшедпуре. В этом промышленном городе два брата-рабочие в надежде, что Шива избавит их от безнадежной задолженности ростовщику, решили отсечь себе головы, будучи уверены, что Шива не только избавит их от долга, но и вернет головы на надлежащее место.