Необычайные приключения Кукши из Домовичей. Сигурд победитель дракона. Повести древних лет
Шрифт:
Сигурд выскользнул из-под мехового одеяла и натянул на себя рубаху. Потом наспех затянул ремни на башмаках и на бегу чуть не упал, наступив на развязавшийся ремешок.
Перед конюшней стоял чубарый [66] конь Торарина Резчика. Он щипал сухую траву, к его широкой спине был приторочен сундук с инструментами.
В
66
Чубарый — масть лошади, имеющей на шерсти пятна другого цвета.
Он долго стоял перед новым сиденьем. Потом подошел, осторожно опустился на подложенную для мягкости подушку, набитую нежнейшим пухом, и погрузился в размышления.
Гридницу построили его предки, жившие за много поколений до него. Когда-то здесь сидел отец, а до него отец отца. В гриднице было мрачно, стены потемнели от времени. И когда в ней царило безмолвие, как теперь, Сигурду казалось, что его незримо окружают те, кто сиживал здесь прежде.
Теперь он сам ярл. Ему предстоит сплотить вокруг себя воинов. Он будет отдавать приказания. И раб, и бонд кинутся исполнять его волю, стоит ему только пальцем шевельнуть. Потребует он, например, жареного мяса, и серебряное блюдо с мясом тотчас явится на столе. Потребует мягкого белого хлеба, и раб, как верный пес, помчится за ним в кладовую. Он только глянет, и к его почетному сиденью подойдет скальд и произнесет хвалебную песнь. Возможно, она будет начинаться так:
«О, великий ярл, ты любишь резать по дереву, но ты не обычный резчик…»
Сигурд несколько раз повторил эти нескладные слова, чтобы услышать, как они прозвучат в гриднице. Он остался доволен своим сочинением и радостно засмеялся.
— Что ты сказал, ярл?
Сигурд вздрогнул. Он и не заметил, как в гридницу вошли люди. Перед ним стоял Торарин Резчик, а за ним — жена ярла с кувшином меда в руке.
— Стало быть, ярлу нравится новое сиденье?
— О… очень… — запнулся Сигурд.
Он коснулся пальцами извивающихся змеиных тел.
— Будь уверен, в доме ярла для тебя всегда найдется работа, — сказала жена ярла и подала Торарину Резчику кувшин, предварительно отпив немного меда.
Взяв кувшин, Торарин поклонился так низко, что мед выплеснулся через край.
— Спасибо на добром слове, хозяйка. Но меня уже донимает старый зуд: люблю бродить по свету. И так я у вас засиделся.
— Что ж, не станем тебя удерживать, — сказала жена ярла. — Однако надеюсь, что ты еще не раз посетишь нашу усадьбу. А теперь скажи главное: какую плату ты требуешь за свою работу?
— Труда я положил немало, — ответил Торарин. — Тут целый год моей жизни.
— Мы все это знаем.
— Это моя лучшая работа, такой резьбы еще не выходило из-под моего резца, — продолжал Торарин. — С покойным ярлом у нас был уговор, что я сам назову цену за свой труд.
По
— Спору нет, Торарин Резчик, твоя работа выше всех похвал. Так смотри же! — Она повернула к нему сундук так, чтобы он увидел блеск серебряных монет. — Сколько серебра ты хочешь?
Торарин мельком глянул на сундук. Потом в упор посмотрел на жену ярла.
— Нет, хозяйка, мне серебра не нужно. Я хочу получить одну из твоих рабынь. Отдай мне Эдду!
Сигурду показалось, будто его ударили по лицу. Он был готов отдать что угодно: золотые кольца, лучших коней, даже корабль. Но Эдду…
Жена ярла захлопнула сундук и рассмеялась.
— Да ведь она старая! Ты, видно, выпил лишнего, Торарин.
— Пока что я не отведал и капли твоего золотистого напитка, хозяйка. А потому знаю, что говорю.
Жена ярла покачала головой.
— Это должен решить Сигурд. Он получил Эдду в подарок, когда родился на свет. Она принадлежит ему.
Резчик перевел взгляд на Сигурда, он ждал ответа.
— Я… мне нужно подумать, — заикаясь, проговорил Сигурд и отвернулся, пряча лицо от света очага.
Поклонившись, Торарин Резчик выпил мед и покинул гридницу.
— Старая рабыня! — фыркнула жена ярла, когда они с Сигурдом остались одни. — У нас полно молодых и здоровых девок. А он выбрал Эдду. — Она смеялась, хлопая себя по коленям. — Недаром говорят, любовь зла.
Сигурд тяжело вздохнул. На душе у него было тоскливо. Глаза жгло от подступавших слез. Ну кто бы подумал, что так обернется.
Эдда всегда была рядом с ним. Его первые впечатления в этом мире: тепло ее кожи и удары ее сердца. Глаза, полные неведомой скорби. Губы, бормотавшие чудные слова, непонятные песни. Но эти песни успокаивали его, убаюкивали и прогоняли страх.
Со временем он понял смысл этих песен. Они рассказывали о земле, которой он никогда не видел. О ее теплых ночах, о луне, низко висевшей над фруктовыми садами. О маленьких, крытых соломой домиках, о женщинах и ребятишках, собиравшихся у деревенского колодца. Когда он закрывал глаза, мир Эдды становился ему родным и близким. Он как будто чувствовал запах цветов и слышал веселый смех быстрых кареглазых детей.
— Как ты попала в наши края, Эдда? — спросил он однажды, еще совсем маленький.
Глаза Эдды почернели, как угли. Он не мог угадать, о чем она думает.
— Нашу деревню разорили и сожгли, — коротко ответила она. — Меня взяли в плен и на корабле привезли сюда.
— А если бы тебя не сделали рабыней, Эдда?
— Тогда я жила бы в стране франков, у меня был бы свой дом, усадьба, я бы работала на себя. Может быть, у меня была бы корова, гуси, осенью я собирала бы винные ягоды. И уж наверное не зябла бы по ночам так, как здесь, — улыбнулась она и погладила Сигурда по волосам.
Вот и все, что рассказала ему Эдда. Больше Сигурд не решался расспрашивать. На земле викингов у Эдды не было ни прошлого, ни будущего. Он это понимал. Ее судьбой здесь распоряжался он, Сигурд.
И вдруг какой-то бродячий резчик требует, чтобы он отдал ему свою рабыню в награду за его труд.
Сигурд был в растерянности. Он потерял трех братьев. Он потерял отца. Тир и Рейм сбежали из усадьбы ярда и вернулись на родину.
Но потерять Эдду он не мог.