Необычайные приключения на волжском пароходе
Шрифт:
– Кухня на ять... Вот - капитан... Можете переговорить...
Но тот уже исчез за дверью. Агент сел, провел плоскими пальцами по увлажненному лбу:
– И с первого же слова - вредительством сует в морду...
Капитан, сидевший уныло и равнодушно, вдруг усмехнулся желтым боковым зубом под запущенными усами:
– А мое мнение, что он взял тебя на пушку.
Агент, затрясся, позеленел: - Меня - на пушку? Что вы хотите этим выразить?
– А то, что каюты забронированы для американцев,
– Да он кто? (Агент застучал костяшками пальцев по телеграмме.) Он-то и есть американец, как их там, - Скайльс или Смайльс...
– Да ведь ты его даже фамилии не спросил...
– Разговаривать с тобой! Шевиот, штиблеты - бокс, весь в экспорте... Эх ты, провинция! По одной шляпе можно понять, что - американец, как их там сволочей,- Скайльс или Смайльс...
– Так ведь он же русский, - сказал капитан. Агент весь перекривился, передразнивая: - "Рускай"!..
– Он же по-русски говорил.
– "Па-русски"!.. Что же из того - по-русски? Может, он тыщщу языков знает...
Капитан сдался. Крутанул унылой головой:
– С тобой разговаривать... А кормить я их чем буду?
– Иностранцев?
– Ведь нашего они жрать не станут... Ну - икра, стерлядь... И сразу перловая похлебка с грибами на второе...
– Продовольственный сектор меня не касается.
Шумно в контору вошел широкий, ужасной природной силы человек, в сером френче, галифе и тонких сапогах.
Медное лицо его сияло - ястребиный нос, маленький рот, обритый череп, широко расставленные рыже-веселые глаза.
– Броня товарища Парфенова, каютку, - басовитый голос его наполнил контору. Агент молча взглянул в телеграмму, подал ключ. Парфенов сел рядом с капитаном, подтянул голенище: - Голодать не будем, папаша?
– Глядя по аппетиту, - уклончиво ответил капитан.
– Повар-то у вас прошлогодний?
– И повар и заведующий хозяйством - те же...
– А то - смотри не засыпься: американцев повезешь...
– Не в первый раз. Тяжело возить француза, - в еде разборчив, - от всего его пучит... Американца хоть тухлым корми - было бы выпить... В прошлый рейс четверых вез. В Астрахани едва из кают вытащили. Туристы!
– И Волги не видели?
– Ничего не видали - как дым... Для удобства прямо внизу у буфетчика пили. День и ночь водку с мадерой.
Парфенов раскрыл маленький рот кружком и грохотнул. В контору ввалилось несколько человек с фибровыми чемоданами,- москвичи, выражение лиц нахальное и прожженное до последней грани. Обступили стол, и у агента зазвенело в ушах от поминания, - будто бы между прочим, - знаменитых фамилий, декретных имен... Так, один с мокрой шеей, в расстегнутой белой блузе, трясся отвислыми щеками, потными губами, собачьими веками:
– Послушайте, товарищ, была телеграмма
Другой, с носом, как будто вырезанным из толстого картона, и зловеще горящими глазами, ловко просунулся костлявым плечом:
– Для пасынка профессора Самойловича, броня "Известий ВЦИК"...
Чья-то в круглых очках напыщенная физиономия, готовая на скандал:
– Максим Горький... Я спрашиваю, товарищ, была от него телеграмма по поводу меня?.. Нет? Возмутительно!.. Я известный писатель Хиврин... Каюту мне нужно подальше от машины, я должен серьезно работать.
В то же время на пристани, куда ушел капитан, произошло следующее: человечек, которого в конторе приняли за важного американца, в крайнем возбуждении кинулся мимо бочек с сельдью на сходни. На набережной уже гремели подъезжавшие пролетки с пассажирами. Он остановился, всматриваясь в темноту, и- свистящим шепотом:
– Миссис Ребус... Миссис Ребус...
Мимо него, скрипя досками, прошел в контору веселый Парфенов. Наверху ссорилась с извозчиками группа бронированных москвичей. Человечек дрожал от возбуждения:
– Миссис Ребус, миссис Ребус...
Тогда из темноты у самой во ды выдвинулась женская фигура в мохнатом пальто. Он кинулся к ней по мосткам:
– Достал две каюты.
– Очень хорошо, но вы могли сообщить это более спокойно, - несколько трудно произнося слова, с английским акцентом проговорила женщина.
– Дайте руку. У меня узкая юбка.
Протянув к нему руку в дорожной перчатке, она вскочила на мостик. Поднятый воротник пальто закрывал низ ее лица, кожаная шапочка надвинута на глаза.
Оправив кушак, она засунула руки в широкие карманы. Ее твердый носик казался кусочком заморского владычества на этом сыром и темном советском берегу.
– Каюты, которые вы получили, надеюсь, не заняты?спросила она.
– Вы же сами знаете, что я не мог заказать кают... Все переполнено... Пришлось взять каюты мистера Скайльса и мистера Смайльса...
– Как же вы думаете поступить с этими джентльменами? Через минуту они будут здесь. Надеюсь - вы не предполагаете, что я буду спать вместе со Скайльсом или Смайльсом?
– Все понимаю... У меня трещит голова, миссис Ребус...
– Агентство Ребус не оплачивает трещание вашей головы, мистер Ливеровский. Дайте ключ. Я устала и хочу лечь.
– Предполагал, что вы могли бы как-нибудь сами переговорить с американцами... Вам-то они, конечно, уступят каюты...
– Я ни о чем не буду просить Скайльса и Смайльса, они не принадлежат к числу наших друзей...
– Тогда что же? Чтобы они совсем не поехали?
– Да. Их не мешало бы проучить - этих друзей советской власти.