Необыкновенная алгебра
Шрифт:
Вот и я думала обо всём этом, пока не окончила школу и на первом курсе мединститута написала статью об одном из возможных механизмов памяти у теплокровных.
Именно у теплокровных, в том числе у человека. И гипотезу не о рыбьей памяти, а памяти человеческой – нашей памяти, которая, как и мы сами, не может существовать без тепла. И где механизм сохранения информации – вовсе не такой, как у рыб! Механизм нашей памяти динамический, и он прекращается без притока тепла. Но механизм этот и не такой как у искусственного интеллекта, хотя и тот не работает без притока энергии – без электричества.
В общем, опять-таки: каковы мы сами, такова и наша память. И мы, и она исчезаем из этого мира без притока и генерации нами тепла…
А что такое тепло?
Это, как известно, всего лишь
А с точки зрения простого наблюдателя, «тепло» тоже можно определить как «поле», то есть пространство, где его внутренняя энергия проявляется тепловыми явлениями. А с другой стороны, чисто научной, тепло – это излучение электромагнитных волн, в основном инфракрасного спектра.
Поэтому, даже не по аналогии с электроном, а по аналогии с нашим восприятием двойственной природы электрона, который в представлении физики тоже – то волна, то частица (и даже ещё сложнее – и частица, и волна одновременно), мы можем сказать, что и память наша существует в такой двоякой форме. В виде дающего нам жизнь тепла и в виде инфракрасных волн. Разумеется, не просто волн, а таких, которые несут информацию… А точнее – колебаний инфракрасного излучения, промодулированных несущими информацию электрическими импульсами, идущими от органов чувств сначала в кору головного мозга, где происходит их первичная запись. А потом «волны памяти» циркулируют по замкнутому кругу в структурах нашего мозга.
Циркулируют, пока мы живы, пока в нас генерируются и циркулируют тепловые волны… И из этого вечного движения нашей памяти возникает и наше сознание…
Сознание?
И где же оно? Как понять, что такое сознание?
По аналогии с тем, что такое движение.
А движение возникает только тогда, когда есть чему двигаться.
Иногда мы легко можем определить «что двигается». К примеру, наши руки-ноги. Это несложно. А что такое движение? Как ЕГО определить – сказать не так просто. И даже невозможно. В применении к нам самим позволительно будет сказать: «движение – это жизнь».
Ну и что мы поняли?..
Поэтому не так важно сначала назвать, ЧТО на самом деле двигается. Мысли. Нейроны. Или код, создаваемый их электрической активностью.
А вот назвать в данном случае причину движения – несущую силу – мы можем. Это инфракрасные волны. И от этого уже плясать.
Вот об этом я написала статью на первом курсе.
Как написала, так и забыла. Потому что хорошо понимала, что наука ещё не достигла такого уровня, чтобы подтвердить или опровергнуть мою гипотезу. Нет у неё пока для этого ни суперсовременного микроскопического инструментария, ни соответствующих методов исследования.
Вспомнила я о своей статье через много лет, когда редактор журнала перестал принимать мои фантастические рассказы (о которых даже мой сын говорит: «Ой, только не эта твоя оголтелая политика…»). Да! Смесь оголтелой политики с такой же невообразимой (ей под стать) фантастикой – смесь гремучая! И вполне обоснованы опасения редактора, что читатель такое принимать не станет. Однако поживём – увидим. Наша реальность уже изменилась так, что в ней происходят совершенно невероятные, бессмысленные и невообразимые ещё вчера гибридные войны! Думаю, в будущем нас ожидает и не такое! Нас ждёт ещё более «оголтелая гибридная» действительность, а поэтому и сама литература не может не стать гибридной. И к подобному будущему стоит готовиться с помощью именно такой – «гибридной литературы».
Да только с редакторским «Don’t», как и с Трампом, в отличие от Байдена, не поспоришь. И мне следовало переключиться от неприемлемой пока гибридной литературы на что-то совсем другое, ведь голову, как известно, нельзя оставлять без работы – не работать она не может. Потому как иное – чревато… И я решила хотя бы набрать на клавиатуре свою давнюю студенческую статью и превратить её в эссе.
Статья не была
Но я отвлеклась. И хотя моя статья о памяти отнюдь не укладывалась в «кандидатскую», а просто прошла как доклад на заседании СНО психиатрии, там всё-таки были схемы и примитивные чертежи. Можно ли совместить такое с форматом эссе?
Да вот только как обойтись в тексте хотя бы без той же, необходимой для понимания, шкалы электромагнитных колебаний, где важна именно микроволновая часть спектра?
Или – как обойтись без примитивной картинки мозга, где друг против друга расположены два мозговых полушария, рабочее и исполнительное, в коре которых фиксируется информация, приходящая от органов чувств (и где два одинаковых полушария напоминают два свитка Торы и как бы между ними – полушариями – находится огибающий их гиппокамп, выглядящий, как отрезок пергамента с текстом между двумя свитками)? Ведь именно в гиппокамп, который связывает между собой оба полушария, приходит из кортикального наружного слоя полушарий уже зафиксированная там информация? Она приходит в виде электрической активности нейронов коры, и в гиппокампе из этих импульсов создаётся код, которым и модулируются проходящие через гиппокамп инфракрасные волны. Те самые тепловые колебания, несущие информацию во все структуры мозга, в том числе и обратно – в кору, уже для воспроизведения информации при воспоминании! Волны памяти, несущие её по извечному замкнутому кругу. Вечно и всегда, пока мы живы. Пока в нас генерируется тепло.
Такова схема существования нашей памяти в структурах мозга.
Но нельзя обойтись и без того, что навело меня на эту мысль – без схемы ртутной трубки задержки, использовавшейся в запоминающих устройствах ЭВМ самого первого поколения – схемы, которая как бы символически, по аналогии, поясняет механизм «волновой» памяти в структурах нашего мозга.
С этого я и начинала свою статью.
Только ведь и эта безумная, с первого взгляда, мысль об этой самой, давшейся мне, «ртутной трубке» тоже впендюрилась в мою детскую голову ещё «во времена рыбок». Но произошло это только уже классе в пятом, когда в гости к нам приехала дедова племянница из Франции. Она была, пожалуй, постарше моей мамы, но, как и все иностранцы для советского человека, представлялась мне какой-то загадочной – по-осо-бенному молодой и красивой, всегда улыбающейся, блестящей европейской женщиной. Приехала она на своей машине, что тоже было в новинку для тогдашней совдепии. Но меня удивило не то, что она одна приехала за рулём через границу, а то, что дома, в Руане, она так же каждое утро ездила на машине на работу в Париж, где, будучи математиком, работала на ЭВМ. В начале шестидесятых для всех в СССР подобные поездочки и такая работа представлялись чем-то невиданным и по заграничному невероятным. А главное, я очень хотела понять, что же такое ЭВМ.
Мне объяснили, что электронно-вычислительная машина – это как телевизор, только с памятью, и можно в любой момент делать расчёты, смотреть любые фильмы и читать любые книги.
Про телевизор я уже знала. Можно сказать, с пелёнок помнила что-то вроде ящика, больше похожего на фонарь, сделанный самим моим папой, где мелькали головы красиво подстриженных тёток с пышными причёсками. Потом я ходила в бабушкину половину дома смотреть купленный телевизор, похожий на огромную деревянную тумбу со стеклянным экраном вместо дверцы, где показывали уже не только головы дикторов.