Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том 1
Шрифт:
Итак, к 22:00 22 июля 1941 года на окружной дороге сосредоточилось четыре эшелона 65-й стрелковой дивизии, остальные три уже вышли из Москвы и следовали по направлению к Луге. Стало известно, что дивизия получила назначение на Западный фронт, где должна была в составе одной из армий оборонять город Лугу.
Стемнело. Большинство врачей, как говорила Розалия Самойловна Крумм, оделись на ночь. Дело в том, что если июльские дни были очень жаркими, то ночи, проводимые на сырой земле в шалашах, достаточно прохладными. Постельных принадлежностей ни у кого не было, и спать приходилось на еловых ветках, постланных на землю, укрываться шинелями.
– Ну, пойду одеваться на ночь, – и минут через десять появлялась в тёплом шерстяном свитере и шерстяных рейтузах, надетых поверх брюк обмундирования, с головой, укутанной шерстяным платком. Она представляла собой довольно комичную фигуру, вызывавшую большое количество насмешек. Однако смеяться-то смеялись, но многие следовали её примеру. Молодёжь же, особенно медсёстры, как правило, приехавшие в лёгоньких платьицах и кофточках, спасались от ночного холода только тем, что спали кучками, согревая друг друга.
В эшелоне все разместились на вагонных нарах, двери в вагонах были приоткрыты. Борис предупредил командира роты и отправился к вагону, занимаемому санитарным взводом. Командир, врач Перов, и Тая сидели на скамейке у двери вагона и о чём-то беседовали. Алёшкин, пряча в кулак папиросу, не столько от воображаемого воздушного противника, сколько от комиссара санбата, бегавшего вдоль эшелона и своим трескучим голосом отчитывавшего каждого с зажжённой спичкой или с открытой папиросой, приблизился к вагону. Тая его увидела и позвала.
Борис забрался в вагон, сел на скамейку рядом с Таей и присоединился к разговору. Виктор Иванович, как всегда, всё знал и с важным видом рассуждал, что прибытие такой полнокровной дивизии, да ещё так хорошо оснащённой, не только поможет задержать врага под Лугой, но и, может быть, даст возможность перейти в наступление.
Вообще-то, все уже давно недоумевали, почему наша могучая и великолепно вооружённая Красная армия так позорно отступает, ведь это уже не пограничные сражения: враг находится под Смоленском и Лугой. Или фашисты на самом деле так сильны?
Вскоре к беседовавшим присоединился и Сангородский. Забраться в теплушку, пол которой довольно высоко возвышался над насыпью, пожилому Льву Давыдовичу было трудно. Усилиями Перова и Алёшкина его втащили в вагон.
Беседа незаметно перешла на обсуждение того, почему так медленно дивизию выпускали из Москвы. Действительно, оставшиеся эшелоны дивизии заняли пути окружной железной дороги километра на три и, стоя впритык друг к другу, являлись хорошей мишенью для самолётов. Однако, пожалуй, кроме Барабешкина, никому и в голову бы не пришло, что сюда, в центр России могут залететь немецкие самолёты.
Все уже собирались ложиться спать. Тая, сидевшая рядом с Борисом, шепнула:
– Оставайся в нашем вагоне, а то мне страшно!
Тот согласно кивнул головой, вновь закурил папиросу, бросил погасшую спичку на землю и, выглянув из вагона, увидел впереди мирно попыхивавший паровоз, ещё дальше – другой и совсем далеко – розоватый дымок третьего.
Небо ясное, звёздное, луна ещё не взошла, было совсем темно. Где-то внизу, под насыпью, мирно трещали кузнечики и квакали лягушки. Из вагонов доносилось негромкое пиликание
Борис вместе с Виктором Ивановичем помогли Сангородскому по его просьбе спуститься из вагона на землю, и только они успели это сделать, как вдруг где-то невдалеке что-то громко и быстро заухало, появились вспышки красноватого пламени, вверху в небе зазвучали разрывы зенитных снарядов, где-то справа вспыхнул прожектор, далее другой, затем третий, их лучи стали беспокойно шарить по небу, и вдруг в один из моментов тишины все ясно услышали лёгкий гул самолёта, находившегося где-то на большой высоте. Количество прожекторов увеличилось, треск зенитных орудий и пулемётов усилился. К этим звукам присоединился какой-то новый, до сих пор многими в медсанбате, в том числе и Алёшкиным, никогда не слышанный. Это был какой-то тонкий не то вой, не то свист, который становился всё резче, сильнее и острее, и вдруг он как-то внезапно оборвался странным грохотом, одновременно с которым метрах в пятистах от эшелона на пустыре вспыхнуло яркое оранжево-красное пламя.
Борис понял, что началась бомбёжка. Через несколько секунд раздался второй взрыв, немного ближе первого, затем ещё и ещё. Зенитки застучали яростнее и чаще. Лучи прожекторов заметались по небу быстрее, и вдруг несколько из них скрестились в одной блестящей точке, вокруг которой сейчас же замелькали шапочки разрывов. При вспышках было видно, как из всех теплушек высунулись головы, с интересом и детским любопытством смотревшие на это странное, но по-своему красивое зрелище, не осознавая всей опасности происходящего.
Раздался новый взрыв бомбы, вспыхнул какой-то двухэтажный дом, стало светлее. И только теперь раздался крик начальника эшелона:
– Всем из вагонов вниз, в канаву! Быстрее!
Эту команду подхватили другие командиры. Борис взял за руку Таю и прыгнул из вагона прямо на откос насыпи. К счастью, высокая насыпь состояла из песка, и сразу за ней начинался довольно глубокий песчаный карьер. Через несколько минут из других вагонов также стали выпрыгивать санитары, медсёстры и врачи. Все они катились по склону вниз в песчаную яму, ограниченную с одной стороны железнодорожной насыпью, а с другой пустырём, на котором только что рвались бомбы.
Все были встревожены. Многие дрожали не то от холода, не то от волнения или страха. Кое-кто из девушек всхлипывал. Люди толпились кучей и не знали, что нужно делать. В это время подбежал политрук Клименко.
– Что вы стоите, как бараны? – зло крикнул он. – Расползитесь цепью и ложитесь на землю. Если можете, копайте себе пещеры в насыпи и в откосах пустыря. Да живее, живее! А то и до фронта не доедете!
И сам шлёпнулся на землю, так как вновь раздался уже знакомый противный свист и новая серия бомбовых разрывов потрясла воздух. На этот раз четыре бомбы упали совсем недалеко от полотна железной дороги, и повалившиеся как попало медсанбатовцы слышали новые звуки, свист и шелест разлетающихся осколков. То ли крик политрука, то ли эта новая серия бомб подействовали на сгрудивших растерянных людей, они быстро разбежались. Каждый руками старался вырыть себе в стенах ямы, находившейся метрах в пятнадцати от насыпи, хотя бы небольшое углубление. Делали это и Борис, и Тая, и находившийся рядом с ними Виктор Иванович Перов.