Необыкновенное лето (Трилогия - 2)
Шрифт:
– Нет, я останусь до конца. Я только буду ходить к телефону. Тут, через две комнаты.
Он подождал. Ему было жалко оторваться от того, что он разглядел за ее гримом, как за стеклом, которое припорошено пылью.
– Вы очень хороши, - сказал он.
Она немного отодвинулась от него.
– Посадите кого-нибудь на телефон, - сказала она.
– Я должен сам.
– Тогда посадите кого-нибудь вместо себя в зале, чтобы вам доложили, как я провалюсь.
– Я буду уходить только в антракты, - улыбнулся он.
В лице ее не было
Цветухин сейчас же, на ходу, спросил у Аночки:
– Что он сказал, а?
– Ему нравится, - ответила она также мимоходом и безразлично.
Во время действия она не могла видеть Кирилла (она вообще боялась глядеть в зал), а в антракты его место пустовало. Она так и не знала, сдержал ли он слово.
Спектакль, раз выбравшись на гладкую дорогу, катился к концу без всяких злоключений. Наоборот, успех все время рос и рос. Может быть, повышенное настроение, созданное вестью о победе, сказалось на зрителях они стали еще добродушнее, чем вначале, и не щадили ладоней, но актеры относили расположение зала целиком на счет своих талантов и делали свое дело уверенно и стройно.
Вызовы с окончанием последнего акта были бурны и щедры. Все толпились у сцены. Труппа аплодировала Цветухину, он аплодировал труппе, брал Аночку за руку и выводил вперед. Нельзя было счесть поклонов, отвешенных публике.
Парабукин стоял гордый, ждал поздравлений. Арсений Романович первый с горячностью пожал ему руку.
– Видите ли, какого типа, а? Надежда! Надежда, открытая на своей родине. Так сказать, самобытность, а? И ведь все Цветухин! Великий пример!
Тихон Платонович, вытираясь давно развернутым и насквозь мокрым платком, кивал и покашливал многозначительно. Поймав за руку сына и подтягивая его к себе из толпы, он нагнулся к нему:
– Теперь, Павел, мы с тобой Ротшильды! Егор Павлыч сестру-то твою озолотит!
Лиза медленным взглядом встречала и провожала выходившую к рампе Аночку. И в эти минуты Лиза как будто не помнила ни об Ознобишине, который терпеливо ее дожидался, ни даже о Вите. По-прежнему спрашивала она себя откуда же эта девочка взяла силы отважиться на такой бой и выиграть его? и по-прежнему не находила ответа. И тут она заметила почти рядом с собой Кирилла.
Он, приподнявшись, глядел через плечо Веры Никандровны на сцену. Губы его вздрагивали, ему, видно, хотелось остаться строгим судьей, а переживание увлекало его, и радость сквозила в этой явной борьбе. Он будто почувствовал, что на него смотрят, беспокойно обернулся, увидел Лизу и смутился. Протиснувшись к ней, он поздоровался.
– Я вижу, вы тоже восхищены Аночкой?
– спросила она.
– По-моему, у нас новый готовый театр. Я не думал, что Цветухину так все удастся. Смотрите, как приняли красноармейцы.
– По Аночка-то! Правда?
– настаивала Лиза.
– Да, Аночка, - опять уклончиво сказал
– Для такой благодарной аудитории легко играть.
– А мне кажется, не легко. Надо, чтобы все было понятно.
– Никакой особой понятности не нужно. Народ достаточно развитой, сказал он и приостановился, словно задержавшись на какой-то мысли, и вдруг добавил: - Но вы правы в том смысле, что непонятное делать гораздо легче.
Было все еще шумно, и они говорили громко, стоя так близко, что плечи их касались.
– Я рада, что вас встретила.
– Я тоже.
– Я не решалась прийти к вам, сказать - спасибо.
– Это за что же?
– За отца. Уже две недели, как он дома.
– Он... Ах, да! Понимаю. Только я здесь ни при чем.
– Неправда.
Он засмеялся.
– Зачем мне приписывать чужие благодеяния? Это - хлопоты Рагозина. Он ведь знал вашего отца.
– Но это же неправда! До меня дошел этот слух, будто помог Рагозин. Мой муж ходил к нему - поблагодарить. Но Рагозин сказал, что знать не хочет об этом деле, и прогнал мужа.
– Он дядя серьезный, - опять засмеялся Кирилл, - и тоже не из благодетелей. Да и вообще отец ваш вряд ли кому особенно обязан. Чем должен был - он, видно, поплатился.
Лиза, насколько могла, отстранила свое плечо от Кирилла и молча глядела ему в глаза.
– Вы, как всегда, исполнили дочерний долг и должны быть довольны. Чего же больше?
– Это - что? Злопамятство?
– с горечью сказала Лиза.
– Это - истина, - ответил он сухо и огляделся по сторонам.
– Артисты больше не выходят. Надо расходиться.
Он торопливо попрощался.
Стало действительно тише в зале, но еще многие хлопали, и Цветухин последний раз вывел за руку Аночку.
У нее был такой вид, будто она не могла отрезветь от неожиданного успеха - улыбка ее совсем затвердела и поклоны потеряли гибкость. Она все тревожнее искала взглядом Кирилла и все разочарованнее уходила за кулисы.
Наконец она прибежала в свою крошечную уборную - уголок, отгороженный картоном, почти упала на стул и закрыла глаза. Все вышло так, как ей мечталось в сокровенные минуты наедине с собой: она сыграла главную роль, она одержала победу! И вот она не ощущала ничего, кроме полной потери сил и тупой печали. Ей хотелось заплакать от изнеможения.
Она только успела глубоко вздохнуть, как дверь задребезжала от ударов и тотчас наотмашь раскрылась.
Влетел Цветухин. Он сорвал с себя парик и, схватив его за косицу, вертел над головой, точно трофей. В одном шаге от Аночки распахнул руки:
– Роднуша моя! Дай я тебя поцелую!
С нее точно свалилась усталость. Она вскочила, откинув стул, и бросилась ему на шею. Он обнял ее и поцеловал в губы. Оторвавшись, он сказал:
– И еще раз, чудесная моя актриса! Еще!
Она сама поцеловала его. Он опять нащупал губами ее рот. Она хотела откинуться. Он зажал ее голову в крепко согнутой руке. Она все-таки вырвалась. Он проговорил поспешно и очень тихо: