Необыкновенное лето
Шрифт:
– Да, да, пожалуйста, говорите.
– Считая долгом выполнить обещание, которое дал вашему родителю, я поспешил вас разыскать… извините, не в урочный час.
– Вы от отца?
– Если вы будете Меркурию Авдеевичу дочерью, то я имел бы…
– Я дочь Меркурия Авдеевича Мешкова. Вы от него? Из Хвалынска?
– Нет, я здешний.
– Но вы были… вы приехали из Хвалынска?
– Имела место случайность, которая привела увидеть вашего родителя неожиданно, как для меня, так равно…
– Вы виделись?.. Что с моим отцом? – громко вырвалось
– Вы видели Меркурия Авдеевича не в Хвалынске? А где же? – спросил Ознобишин, поглаживая руку Лизы.
– Я здешний, как вам доложил, и никогда выезжать из города не имел намерения. Но, волей независимой случайности, выехал не так давно… гораздо точнее, очутился вывезенным неотдаленно, и к моему счастью, не на продолжительный срок.
– Вы хотели о Меркурии Авдеевиче, – сказал Ознобишин.
– Совершенно верно. О том, на каком случайном основании с ним встретился. Я имел неприятность быть вывезенным на Коренную. Изволите знать?
– На Коренную? – переспросил Ознобишин, хотя, очевидно, переспрашивать ему было не нужно, потому что он тотчас осунулся и в испуге глянул на Лизу.
– Что это? – спросила она, тоже понимая, о чём шла речь, но ещё не желая признаться себе, что все понимает.
– На баржу, – объяснил деликатный человек. – Был вывезен на баржу. И сегодня отпущен, в силу полной выясненности досадного недоразумения. Отпущен в Покровск, и оттуда на пароме прибыл сюда, и поспешил к вам, не теряя времени. В исполнение долга обещания.
– Он… там? – спросила Лиза, вытягиваясь, будто вырастая на виду у всех.
– К печальному сожалению, извините, в настоящий момент Меркурий Авдеевич на барже…
Лиза всем телом прижалась к мужу. Он обнял её, подвёл к диванчику, и она села.
– Вы, безусловно, меня извините, но я – как человек слова, а также в интересах вашего родителя, с которым последнее время содержался вместе. Он меня очень просил, и я дал обещание передать, как для него дорога в его прискорбном положении каждая минута.
– Какая минута? Для чего? – уже действительно не понимая, сказала Лиза.
– Ваш родитель попал в нехорошее общество. И был доставлен по этапу водой, как я сейчас по вашим словам могу судить, из Хвалынска. Меркурий Авдеевич сам мне про это не говорил. И, по прибытии с этапом, оставлен на воде. То есть путём переведения на баржу, поскольку плавучая тюрьма была ближе прочих таких мест. Общество, в котором он задержан, состояло, собственно, из одной личности. Но личность, как мне Меркурий Авдеевич высказал, нехорошая. Извините, бывший жандарм. Будто бы с известной фамилией Полотенцев.
– Бог
– Как на барже стало известно, Полотенцев вскоре же по прибытии (тут этот человек сделал кривую мину, отчасти похожую на улыбку) отошёл в селение праведных, хэ… идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание. Или, как говорится, жития его было столько и столько лет.
– Но говорите же, пожалуйста, об отце! – неожиданно сурово остановила его Лиза.
Он чуть осёкся, но продолжал опять с завитками.
– В связи с прямолинейным развитием дела Полотенцева Меркурий Авдеевич имеет крайнее опасение за собственную участь.
– Отец не мог иметь ничего общего с каким-то жандармом! – с негодованием сказала Лиза.
– То есть не подлежит сомнению, нашему с вами сомнению. Наблюдая, я пришёл к заключению, что в силу личных склонностей ваш родитель ни к чему не причастен, кроме святой молитвы. Меркурий Авдеевич усердно молится. Но в настоящий момент, в чём на себе убеждаюсь, действуют фатумы.
– Что? – спросил Ознобишин.
– Фатумы. И Меркурий Авдеевич просит вас приложить все усилия к помощи, потому что может ожидать каждую минуту что угодно, вплоть…
Здесь незнакомец боязливо обернулся назад.
Из другой комнаты тихо вышел Витя и остановился, разглядывая его вызывающе гневными глазами.
– А дедушка жив? – спросил он как-то очень грубо.
– Да, – ответил приличный господин, будто заробев под взглядом мальчика. – Могу твёрдо сказать за сегодняшнее утро, когда был отпущен, что Меркурий Авдеевич ещё оставался на барже.
– Я знаю баржу на кореннике, – решительно сказал Витя. – Мы когда с Арсением Романычем ездили на пески, мы видали, где она. Она на мёртвом якоре. Арсений Романыч говорил – там сидят контрреволюционеры. А дедушка наш совсем другой! Возьмём, мама, лодку и поедем!
– Перестань, Витя, ступай отсюда, – сказал Анатолий Михайлович, но Лиза быстро подняла руки к сыну:
– Иди ко мне.
Она притянула Витю к себе.
– Я, таким образом, обещание сдержал, – сказал пришелец, накладывая шляпу на сердце и вежливо шаркая ногой. – Со своей стороны, советую как можно поспешить.
– Не знаем, чем вас отблагодарить, – сказал Ознобишин. – Хотя благодарить как-то даже… вы понимаете? Такая весть…
– Вполне! Поскольку сам находился в замешательстве, чтобы вас безболезненнее подготовить.
– Подготовить? К чему? – вдруг вспыхивая, привстала Лиза.
– Извините! Не подготовить, а произвести вас к действиям для спасения родителя. Я без корысти, а только из одного расположения к Меркурию Авдеевичу. Он меня покорил смирением. Достойный человек! Я его давно уважаю.
Он приподнял руку ко рту.
– Между нами, конечно: до ликвидации Меркурием Авдеевичем торговли я состоял доверенным в соседней лавке. Так что вас, Лизавета Меркурьевна, по прежним годам сейчас вспоминаю. И желаю вам успеха в смысле помощи родителю.