Необыкновенные собеседники
Шрифт:
23 мая 1928 года в четыре часа сорок минут утра над бухтой Кингсбей на Шпицбергене над самым северным поселением в мире поднялся и проплыл дирижабль «Италия». Он уносил к Северному полюсу шестнадцать аэронавтов во главе с конструктором дирижабля Умберто Нобиле. Этим шестнадцати аэронавтам газеты всех стран ежедневно посвящали тысячи статей, заметок, сообщений. Портреты участников экспедиции Нобиле — четырнадцати итальянцев, чеха Бегоунека и шведа Мальмгрена — печатались во всех выходивших на свете журналах, само собой разумеется, и в советских.
25 мая радио экспедиции
«Где Нобиле? Где дирижабль «Италия»?»
Западноевропейские экспедиции, морские и воздушные, уже предприняли первые безуспешные попытки разыскать затерянных во льдах шестнадцать аэронавтов. Однако ни судам, ни самолетам не удавалось проникнуть достаточно далеко в глубь страны вечных льдов.
В Москве был создан Комитет помощи Нобиле. Маленькое судно «Персей» первым из советских судов вышло в море Баренца, держа курс на север. В газетах уже печатались донесения с «Персея» о его отчаянной борьбе с тяжелыми штормами.
В Архангельске готовилось к спасательному походу второе советское судно — «Малыгин». Начальником экспедиции на «Малыгине» назначили известного исследователя Арктики, участника исторической экспедиции Седова, профессора Владимира Юльевича Визе.
Я позвонил редактору вечерней газеты:
— Командируйте меня на «Малыгина».
— Вы с ума...
Ровно через сутки после того, как было принято решение командировать меня на «Малыгина», я выезжал из Москвы в Архангельск. Никогда не забыть изумления продавца в Мос-торге, когда в жаркий июньский день я с лихорадочной поспешностью отбирал для себя теплые шерстяные вещи.
Мандат Комитета помощи Нобиле лежал у меня в кармане.
По пути в Архангельск я прочитал в вологодской газете телеграмму, облетевшую весь земной шар:
«В Москве получены сведения, что в селе Вознесения-Вох-мы Северного края радиолюбитель Шмидт, работающий на одноламповом сверхгенераторном ОБО, в 19 часов 50 минут по местному времени 3 июня на волне 33 или 35 метров принял итальянское радио с дирижабля «Италия»: «Италия... Нобиле... Фран... Иосиф... СОС... СОС... СОС... Тири... Тено... Эн...»
Это была первая весть от затерянных во льдах аэронавтов «Италии». Стало быть, они живы!
В Архангельске я остановился в гостинице «Троицкая». Кроме меня в гостинице оказался только один из будущих участников экспедиции — кинооператор Валентей. Начальника экспедиции ждали на следующий день. Я побежал в порт посмотреть на «Малыгина». На вантах ледокольного корабля висели брезентовые мешки с мясом. Радиоантенны уже были натянуты на мачты. Серебряный самолет поблескивал на корме. Мы с Валентеем обошли весь корабль, готовящийся к походу. Даже
Валентей показал мне архангельскую газету «Волна» с последним сообщением о новой радиограмме Нобиле, перехваченной все тем же удачливым жителем села Вознесения-Вохмы Шмидтом.
В этой радиограмме, уловленной так же в отрывках, прозвучало название географического пункта Питерман. Но именем Питермана названо много арктических пунктов - и на Новой Земле, и на Земле Франца-Иосифа, и на Шпицбергене, и в Гренландии...
Где искать Нобиле? На каком арктическом Питермане?
Газеты были полны догадок.
На другое утро мы с Валентеем отправились на вокзал встречать начальника экспедиции.
В Архангельске город и станция разделены широчайшей рекой. На вокзал мы плыли по Северной Двине на маленьком пароходике «Москва». Тяжелые волны ударялись о борт пароходика, и нашу «Москву» качало, словно в открытом море.
С Владимиром Юльевичем Визе прибыли гидрограф А. М. Лавров и синоптик М. А. Лорис-Меликов и пять корреспондентов, старых моих московских знакомых,— известный писатель Александр Степанович Яковлев, Алексей Гарри, 3. А. Островский, В. М. Суханов, Ю. В. Геко...
Гостиница «Троицкая», где все мы остановились, стала штабом малыгинской экспедиции. В светлые ночи Архангельска мы ходили всей компанией по дощатым тротуарам на телеграф. Не ходили — бегали! В те дни телеграфный обмен Москвы и Архангельска достигал двадцати тысяч слов каждые двадцать четыре часа. Это было по крайней мере в десять раз больше обычного.
Вся страна с нетерпением ждала выхода нашего «Малыгина» в море. Товарищи привезли мне вышедшую после моего отъезда газету. На первой полосе жирным шрифтом сообщалось, что я выехал в Архангельск, чтобы принять участие в спасательной экспедиции, и что редакция застраховала мою жизнь в Госстрахе на десять тысяч рублей. Последнее было для меня ново. Оказалось, что жизни всех корреспондентов, получивших мандаты Комитета помощи Нобиле, страховались в Госстрахе. Путешествие в Арктику в те времена казалось еще слишком опасным.
Не помню, когда мы спали. Да спали ли мы вообще! Несомненно, что мы, шестеро журналистов, впервые в жизни собравшихся в Арктику, были возбуждены куда больше, чем начальник экспедиции и его помощники. Один А. С. Яковлев сохранял относительное спокойствие, не только потому, что он был уже весьма пожилым человеком, но и потому, что бывал на Севере, хотя, разумеется, и не в глубинах Арктики, куда собрался «Малыгин».
С ним-то мы и пошли однажды вдвоем по Архангельску. Александр Степанович вывел меня за город специально, чтобы показать кусок настоящей тундры,..... .. ....... .......