Неофициальная история крупного писателя

Чэнь Мяо

Разгром «банды четырех» явился для Чжуан Чжу­на поистине исключительным творческим импульсом. На эту тему он написал пьесу «Борись, борись, борись!» и сатирическую комедию «Когда желтеют листья ивы». В последнем

произведении отразился сатирический и юмористический талант автора, его умение запечатлеть ненависть к Линь Бяо и «банде четырех» в беспощад­ных гротескных образах. Нет сомнения, что эта пьеса пролагает новые пути комедийному творчеству в период развития социализма в нашей стране. Писатель полон творческих сил и планов, он собирается писать и о прош­лом, и о настоящем, и о будущем, пользоваться самыми различными жанрами: драматическим, поэтическим, прозаическим и так далее. Внесет он свой вклад и в ли­тературную теорию.

С пожеланием успехов в составлении словаря

Чжуан Чжун».

Когда я дочитал до конца, друг устремил на меня свои умные глаза, как бы спрашивая мое мнение. Я вполне серьезно ответил, что мы имеем дело с крупным пи­сателем, поэтому любой относящийся к нему материал бесценен для истории литературы и упустить его означало бы продемонстрировать грубое небрежение сво­ими обязанностями. Друг согласился со мной. И тогда я сказал

ему, что, несмотря на свою необразованность и слабые силы, решился написать биографию Чжуан Чжу­на, хотя бы неофициальную, но кое-что меня смущает.

— Что же именно? — спросил друг.

Я ответил, что собирал факты повсюду и излагал их как можно точнее, но наверняка что-то упустил и могу стать объектом критики. Тут я представил себе Чжуан Чжуна верхом на коне и с мечом в руках, который во­прошает: «Разве я такой?» А по опыту предыдущих лет я знаю, что «клевета» — это страшное преступление.

Друг рассмеялся:

— Подобного обвинения легко избежать. Достаточно тебе объявить себя последователем Лу Синя, который писал: «Мой герой — собирательный: говорит, как чжэцзянец, по виду пекинец, одет по-шэньсийски...»

— Но тогда на меня, чего доброго, набросятся и чжэцзянцы, и пекинцы, и шэньсийцы!

Друг рассмеялся еще заразительнее и сказал, что я слишком осторожен. Он посоветовал мне для безопас­ности использовать фразу, которую видел в некоторых иностранных кинофильмах. Я подумал, что этот метод и в самом деле хорош, поэтому и приписал в начале своей истории: «Все герои этой повести вымышлены. Если кому-нибудь они вдруг напомнят ныне живущих или уже умерших реальных людей, то это чистая слу­чайность».