Неоготический детектив
Шрифт:
Хорошо, предположим, что эта девица работает в «Маяке», размышлял Куинн. У Ронды голос громкий, и с дикцией все в порядке, а перегородка в редакции до потолка не достает. Мисс де Врие вполне могла услышать что-нибудь, настолько для нее любопытное, чтобы прибегнуть к маскараду и разыграть комедию в «Эль Бокадо», возможно, с помощью официантки. Но что именно она могла услышать? Они ведь по сути говорили только о деле О'Гормана, все подробности коего были в свое время описаны в той же газете, следовательно, в Чикоте их знала каждая собака.
Кстати, в какой-то мере на О'Гормана намекнула и мисс де Врие, предположив, что он приехал в Чикот в связи с каким-нибудь очень
Хотя, впрочем, Ронда мельком упоминал еще одну местную сенсацию, и та действительно была связана с деньгами — маленькая леди, которую поймали при попытке очистить кассу банка. Куинн вдруг заинтересовался, что же потом случилось с прелестной малюткой, с деньгами и участвовал ли в этом деле еще кто-нибудь.
Он перешел улицу и зашел в контору мотеля, чтобы взять ключ. Ночной портье, пожилой человечек с распухшими от артроза руками, вопросительно взглянул на него поверх журнала о кино, который он старательно изучал:
— Да, сэр?
— Пожалуйста, ключ от семнадцатого номера.
— Семнадцатого, сэр? Минутку, — он зашаркал к полке для ключей. — Помяните мое слово, Ингрид никогда не добьется успеха, если не порвет с Ларсом. Так же, как Дэбби с Гэри [7] .
7
Имеются в виду киноактеры Ингрид Бергман, Ларс Хансен, Дебора Рейнолдс и Бари Купер. Первая и последний достаточно известны и у нас.
— Естественно, — пожал плечами Куинн. — Как же иначе?
— Какой вы назвали номер, сэр?
— Семнадцатый.
— Его здесь нет, — старик, подслеповато щурясь, вглядывался в Куинна поверх очков. — Помилуйте, сэр, я ведь отдал вам его не больше часа назад. Вы назвали мне ваше имя и номер машины, все было правильно — вот, я проверил по книге.
— Час назад меня здесь не было.
— Но вы должны были быть! Я же дал вам ключ. Только на вас были пальто и, знаете, такая серая шляпа. Может, вы слегка перебрали? В таком состоянии у многих отшибает память. Говорят, у Дина [8] были большие неприятности, когда он слишком закладывал за воротник.
8
Дин Мартин. Что было, то было.
— Ровно в девять часов я вручил мой ключ девушке, которая тут сидела.
— Моей внучке.
— Прекрасно. Значит, вашей внучке. Так вот, с тех пор я не возвращался. А теперь, если не возражаете, мне бы хотелось пройти в мою комнату. Я устал.
— Небось, гульнули как следует, да?
— Именно. Пытался забыть Ингрид и Дебби. Так что разыщите-ка ваши запасные ключи, и пошли.
Недовольно ворча, старик вытащил откуда-то связку с ключами и тяжело прошлепал к выходу. Воздух на улице по-прежнему был сухим и горячим, и даже свежему ветерку не удавалось развеять слабый запах сырой нефти, пропитавший, казалось, весь город до основания.
— Душноватая ночь для шляпы и пальто, а? — заметил Куинн.
— Я не ношу ни пальто, ни шляпы.
— А тот тип, которому вы отдали мой ключ, носил.
— Все это пьянка проклятая, совсем у вас память отшибла.
Общаясь
— Ну-ка, гляньте сюда! — вскричал он с видом несправедливо обиженной, но торжествующей добродетели. — Видите? Вот он, ключ, прямо в скважине, где вы его оставили! Я же вам говорил! Я вам его дал, а вы об этом забыли. Что теперь скажете?
— Почти ничего.
— Все вы такие, путешественники. Стоит уехать из дома да опрокинуть вечерком стаканчик-другой — память тут же отшибает.
Убедить его в том, что он ошибается, возможным не представлялось, поэтому Куинн коротко пожелал старикашке спокойной ночи, шагнул в комнату и запер дверь.
На первый взгляд все выглядело точно так же, как он оставил: постель смята, настольная лампа включена… Два ящика с картотекой по-прежнему стояли на столе. Куинн не мог определить, взяли из них что-нибудь или нет, да и сам Ронда вряд ли был бы на это способен: он скорее всего тоже не заглядывал в них уже несколько лет.
Куинн сдвинул крышку с первого ящика. В большом конверте оказались фотографии О'Гормана, отданные Ронде Мартой: один портрет, сделанный профессиональным фотографом, видимо, очень давно — О'Горману было там не больше двадцати, и куча любительских снимков: О'Горман с детьми, с собакой, кошкой, с Мартой; О'Горман, меняющий шину и просто стоящий рядом с велосипедом… Объединяло эти снимки одно: на всех О'Горман выглядел как бы на заднем плане. Возникало ощущение, что фотограф снимал собаку, кошку, детей, Марту и даже велосипед, но только не его. И лишь на портрете Куинн смог толком разглядеть его лицо. Он действительно был красивым молодым человеком, с кудрявыми черными волосами и большими, кроткими, беспомощными глазами, взиравшими на жизнь с недоумением и беспокойством, будто не зная, что еще она с ним выкинет в следующую минуту. Куинн видел такие лица: они, как магнит, притягивали к себе множество женщин — в первую очередь тех, которые были убеждены, что могут решить за своего мальчика любую жизненную проблему и вылечить материнским поцелуем все причитающиеся на его долю огорчения, синяки и ушибы.
Куинн вернулся к любительским фотографиям, но внезапно почувствовал, что силы его на исходе. О'Горман перестал быть для него фантомом — он превратился в реального человека, который любил свою жену, детей, собаку, свой дом, много работал, имел слишком доброе сердце, чтобы оставить даже незнакомца на пустынном шоссе под проливным дождем, и достаточно храбрости, чтобы не сдаться без боя грабителю.
«У него в кармане было всего два доллара, — думал Куинн, лениво стаскивая с себя одежду и забираясь в постель. — Чего ради он полез в драку из-за двух паршивых баксов? Это же бессмысленно. Не-ет, тут должно быть что-то еще… что-то такое, о чем никто просто не подумал. Надо завтра еще раз поговорить с Мартой. Может, Ронда сможет мне в этом помочь?»
Уже совсем засыпая, он вспомнил, что планировал утром вернуться в Тауэр, а оттуда махнуть в Рино. Но оба эти места вдруг стали казаться ему далеким, полузабытым прошлым, и лишь в тумане сна они внезапно соединились с грубой реальностью Чикота. Он уже с трудом мог представить себе Дорис, а сестра Благодеяние представлялась ему в виде грубой серой хламиды, грузно опирающейся на две большие босые ноги.
Глава пятая
Куинн поднялся рано и первым делом отправился в контору мотеля. На сей раз он застал там средних лет мужчину с обширной загорелой лысиной, лениво тасующего стопку открыток с видом Лос-Анджелеса.