Неоготический детектив
Шрифт:
Куинн заскочил в аптеку, купил все, что ему было нужно, и снял номер в мотеле неподалеку от центра. Потом нашел кафе, в котором работал кондиционер, и позавтракал. В зале было так холодно, что ему пришлось поднять воротник своего твидового пиджака.
Подкрепившись, он поспешил к ближайшей телефонной будке. В справочнике значилось, что Патрик О'Горман проживает на улице Олив, 702.
«Вот и все, — подумал Куинн со смешанным чувством удовлетворения и разочарования. — О'Горман все еще в Чикоте. Быстро же я заработал эти сто двадцать долларов! Утром
Все оказалось столь просто, что Куинна это даже слегка встревожило. Если больше ничего не требовалось, то к чему такая таинственность? Почему бы сестре Благодеяние попросту не попросить брата Венца позвонить О'Горману из Сан-Феличе или — еще проще — забежать на переговорный пункт и посмотреть его адрес в телефонной книге? Куинн в жизни бы не поверил, что ни один из этих вариантов не пришел ей в голову. Ни по ее собственным словам, ни по его наблюдениям, дурой она не была. Тогда почему она заплатила сто двадцать монет за информацию, которую легко могла получить бесплатно?
Он опустил в щель монетку и набрал номер.
Трубку сняла девочка — голос ее слегка прерывался, будто к телефону она бежала с кем-то наперегонки.
— Резиденция О'Гормана.
— Будьте любезны, нельзя ли попросить мистера О'Гормана?
— Какой же он мистер? — хихикнула девочка. — Ричарду всего двенадцать.
— Я имею в виду вашего отца.
— Моего от… одну минуту.
На другом конце провода возникла какая-то суета; затем дрожащий женский голос осторожно переспросил:
— Простите, с кем бы вы хотели поговорить?
— С мистером Патриком О'Горманом.
— К сожалению, его нет.
— А когда будет?
— Думаю, что никогда.
— Может, вы мне подскажете, где бы я мог с ним встретиться?
— Мистер О'Горман умер пять лет назад, — сухо сказала женщина и повесила трубку.
Глава третья
Улица Олив располагалась в той части города, которая уже начинала чувствовать преклонность своего возраста, но еще пыталась сохранять внешнюю респектабельность.
Семьсот второй номер оказался маленьким оштукатуренным домиком, окруженным двумя отлично ухоженными газонами. В центре одного из них цвел белый олеандр; в центре второго произрастало апельсиновое дерево, сплошь покрытое цветами и плодами одновременно. К нему был небрежно прислонен подростковый велосипед — так, будто владелец его отлучился на минуту, обнаружив какое-то более интересное занятие. Окна в домике были закрыты, шторы плотно задвинуты. Тротуар и крыльцо, видимо, кто-то совсем недавно полил из шланга — крошечные лужицы испарялись буквально на глазах.
На парадной двери висел старомодный молоток желтой меди в виде львиной головы, только что свирепо надраенный. В его искривленной поверхности Куинн увидел собственное крошечное гротескно искаженное изображение и подивился, насколько точно оно соответствует его душевному состоянию.
Женщина, открывшая дверь, была удивительно похожа на дом: такая
— Миссис О'Горман? — вежливо поинтересовался Куинн.
— Да. Но я ничего не покупаю.
«И ничего не продает», — подумал Куинн.
— Меня зовут Джо Куинн, — представился он. — Я был знаком с вашим мужем.
Лицо ее осталось застывшим, но в глазах промелькнуло слабое любопытство.
— Это вы звонили по телефону?
— Да. Я был потрясен, услышав, что он умер. Вот, пришел выразить свои соболезнования и извиниться, если мой звонок вас каким-то образом огорчил.
— Спасибо. Извините, что я так резко повесила трубку. Решила, что это чья-то злая шутка. Спрашивать о Патрике после всех этих лет, когда каждый в Чикоте знает, что он… ушел…
«Ушел». Куинн отметил и слово, и то, что она заколебалась, прежде чем произнесла его.
— А откуда вы знали моего мужа, мистер Куинн?
Он не успел приготовить два ответа на этот вопрос и ухватился за тот, который показался ему наиболее безопасным:
— Мы с Патом вместе служили в армии.
— О! Ну, входите.
Холл был маленьким, а из-за обоев и ковров казался еще меньше. Вкус миссис О'Горман — или, возможно, самого О'Гормана — ограничивался розами: большими красными — на ковре, розовыми и белыми — на обоях. Кондиционер, установленный в боковом окне, работал с изрядным шумом, но без особого результата: в комнате было жарко.
— Садитесь, пожалуйста, мистер Куинн.
— Благодарю.
— А теперь расскажите мне про моего мужа.
— Я надеялся, что вы мне расскажете.
— Но так же не делается, верно? — удивилась миссис О'Горман. — Когда мужчина приходит выразить соболезнование вдове своего старого однополчанина, он обычно переполнен воспоминаниями, не так ли? Так что, пожалуйста, не стесняйтесь. Начинайте. Я вся внимание.
Куинн застыл в неловком молчании.
— Может быть, вы все же стесняетесь, — осведомилась миссис О'Горман. — Помочь вам начать? Ну, например: «Я никогда не забуду, как мы…» Или вы предпочитаете сразу брать быка за рога? Начните, скажем, с того, как немцы карабкались по склонам холма, приближаясь к вам, а вы, раненый, лежали в вашем подбитом танке, как в ловушке, и лишь ваш старый дружище Пат О'Горман остался рядом с вами. Как, пойдет?
Куинн покачал головой:
— Прошу прощения. В жизни не видел ни одного вооруженного немца. Корейцев — тех да.
— Ради Бога. Меняем мизансцену. Действие переносится в Корею. Убираем холм, да и подбитый танк заодно…
— Что у вас на уме, миссис О'Горман? — перебил Куинн.
— А у вас? — отпарировала она, одарив его мимолетной суровой улыбкой. — Мой муж никогда не служил в армии и совершенно не переносил, когда его называли «Пат». Может, попробуете начать сначала? Только по возможности постарайтесь теперь не врать.