Неоготический детектив
Шрифт:
Решив, что она шутит, он засмеялся:
— О, пошли немедленно. Бедняга О'Горман! Конечно же, он этого не заслуживает.
— Я серьезно, — оборвала она. — Иначе мы никогда не сможем быть уверены, что останемся вместе и никто не попытается нас разлучить.
Весь следующий месяц она разрабатывала свой план, продумывая каждую мелочь, вплоть до того, как он должен будет одеться. Она покупала запасы и прятала их в старой хижине в горах Сан-Габриэль, где он с тех пор скрывался, поджидая ее. Его ближайшими соседями оказались члены небольшой
Она была хрупким маленьким существом, довольно робким, но робость ее порой взрывалась вспышками эксцентричной дерзости.
— Что это за штука?
— Пишущая машинка.
— Она стучит, как барабан. Будь она моей, я ударяла бы сильнее, чтобы наделать побольше шума.
— Как тебя зовут?
— Карма.
— Разве у тебя нет фамилии?
— Нет. Просто Карма.
— Не хочешь попробовать попечатать, Карма?
— А это не дьявольское занятие?
— Нет.
— Тогда хочу.
Он воспользовался Кармой как предлогом для первого визита в колонию. Больше предлогов не понадобилось, и, когда одиночество становилось непереносимым, он снова и снова приходил туда. Братья и сестры не задавали вопросов — им казалось совершенно естественным, что он, подобно им, удалился от мира и нашел прибежище в горах. И ему, в свою очередь, открывалось все больше тихой радости в их совместном существовании. Кто-нибудь всегда был поблизости; обязательно находилась какая-нибудь работа, отвлекавшая его от мыслей, а их строгие правила давали ощущение надежности и безопасности.
Он жил в горах уже больше месяца, когда ее короткая записка принесла дурные вести:
«Любимый, у меня всего одна минута, чтобы написать тебе. Я совершила ошибку, и ее обнаружили. Меня увозят на время. Пожалуйста, жди. Это еще не конец для нас, дорогой, просто отсрочка. Мы не должны пытаться встретиться друг с другом. Верь в меня, как я верю в тебя. Я все смогу вынести, зная, что ты меня ждешь. Я люблю тебя, я люблю тебя…»
Перед тем как сжечь, он перечел крохотный клочок бумаги не меньше дюжины раз, рыдая, как покинутый ребенок. Потом взял лезвие безопасной бритвы и перерезал вены.
Придя в сознание, он обнаружил себя лежащим на кровати в незнакомой комнате. Обе кисти были крепко перебинтованы, а над ним склонилась сестра Благодеяние.
— Вы очнулись, брат?
Он попытался что-то сказать, но не смог. Только кивнул.
— Господь пощадил вас, брат, потому что вы еще не готовы для грядущего. Вы должны стать Истинно Верующим, — ее рука на его лбу была прохладной, голос — добрым и уверенным. — Вы должны отказаться от мира и от мирских мыслей. Пульс у вас ровный, жара нет. Сможете проглотить немного супа? И поверьте: вам не удастся войти в Царствие Небесное
У него не было ни сил, ни желания о чем-либо думать. Он апатично отказался от мира и присоединился к колонии — все равно у него не осталось другого места на земле, где он мог бы жить, и других людей, с которыми он мог бы общаться. Когда братья и сестры двинулись на север, в свое новое жилище в башне, он выкопал деньги, запертые в старом чемоданчике, и пошел с ними. К тому времени колония уже стала его домом, его семьей и даже в какой-то степени его религией. Он снова закопал чемоданчик, и долгое ожидание продолжалось.
Съездив однажды в Сан-Феличе по делам колонии в компании брата Венца, он узнал о судьбе Альберты — из газеты, найденной в канаве. Тут же послал ей листовку религиозного содержания, слегка подчеркнув некоторые слова, чтобы дать ей знать, где его искать, когда придет время. Оставалось надеяться, что его послание прошло через тюремную цензуру и она поняла скрытый смысл. Отныне жизнь его состояла из надежды и страха.
Прошли годы. Ни разу он не произнес вслух, ее имени. Ни разу не сделал попытки как-нибудь с ней связаться, как, впрочем, и она с ним.
Как-то летним утром, сидя на кухне в обществе сестры Благодеяние, он услышал зловещие слова:
— Ты разговаривал во сне сегодня ночью, брат. Кто такой Патрик О'Горман?
Он попытался уйти от ответа, пожав плечами и тряся головой, но она проявила настойчивость:
— Нечего притворяться, ты прекрасно меня слышишь. Я жду ответа.
— Просто старый приятель. Вместе ходили в школу.
Даже если бы это было правдой, она бы все равно не поверила.
— В самом деле? Как-то не похоже. Ты злился так, что даже зубами скрипел.
Тогда на том все и закончилось, однако через несколько дней она снова вернулась к этой теме:
— Ты ночью снова бормотал во сне, брат. Все об О'Гормане, Чикоте и каких-то деньгах. Надеюсь, это тебя не совесть мучает?
Он не ответил.
— Если так, тебе лучше кому-нибудь все рассказать. Нечистая совесть хуже больной печени, можешь мне поверить — я достаточно насмотрелась и на то, и на другое. Чего бы ты ни натворил в миру, здесь это имеет значение лишь в той мере, в какой влияет на состояние твоей души. Если дьявол терзает тебя изнутри — выгони его, лиши его убежища.
Все последующие дни он замечал, что она наблюдает за ним взглядом острым и пытливым, как у вороны.
Появился незнакомец по имени Куинн и ушел. Потом вернулся и опять ушел. Сестра Благодеяние вышла из заточения бледной и осунувшейся.
— Ты не говорил мне, что О'Горман умер, брат.
Он покачал головой.
— В этом виновен ты, брат?
— Да.
— Это произошло случайно?
— Нет.
— Ты все спланировал? Специально?
— Да.
Он больше не видел любопытства в ее взгляде — лишь печаль и беспокойство.