Неоготический детектив

Миллар Маргарет

Так все это, по всей видимости, и произошло, хотя сама по себе ситуация вовсе не казалась правдоподобной. То есть действия сестры Благодеяние — да, но вот реакция брата Венца? Он не скрывал свою к ней антипатию и не был от нее зависим, как многие другие; к тому же отличался упрямством и изрядной долей самодовольства. Вряд ли человек с таким характером по просьбе одной женщины покорно уселся бы писать признание в убийстве для другой. «Ну уж нет, — подумал Куинн. — Это уж чистая фантастика…»

Тем временем Фэзерстоун вновь оседлал любимого конька: его мать была обманута

маньяком, которого необходимо арестовать, всю колонию взорвать, а строения сровнять с землей.

— Я понимаю ваши чувства, мистер Фэзерстоун, — прервал его Куинн, — но…

— Вы не можете их понять. Она ведь не была вашей матерью. Вы не знаете, что это такое, когда член вашей собственной семьи поддается гипнозу ненормального и ведет жизнь, недостойную даже собаки…

— К сожалению, у вас не было возможности увидеть ее перед смертью. Уверяю вас: ее жизнь была намного счастливее, чем вы это себе представляете. Если она чем-то и жертвовала, то не напрасно. Она сама говорила мне, что, наконец, нашла свое место в мире и никогда не покинет его.

— Это были не ЕЕ мысли, а ЕГО.

— Она была вашей матерью. И она совершенно серьезно говорила о том, во что верила.

— Несчастная, сумасшедшая дура. Дура, и больше никто.

— По крайней мере она была дурой, нашедшей свой собственный путь.

— Вы его защищаете?

— Нет, мистер Фэзерстоун. Ее.

На другом конце провода раздался стон. Потом Куинн услышал женский голос:

— Извините, мой муж больше не может говорить на эту тему. Он слишком расстроен. Я хотела бы договориться о… о теле. Оно, наверное, на вскрытии?

— Да.

— Вы дадите мне знать, когда его можно будет доставить для похорон?

— Конечно.

— Тогда, я полагаю, больше нам сейчас не о чем говорить. Кроме… ну, пожалуйста, простите Чарльза.

— Да. До свидания, миссис Фэзерстоун.

Куинн повесил трубку. Руки у него тряслись, и, хотя в комнате было прохладно, он буквально утопал в поту. Он вытер его и вышел в коридор.

Лэсситер стоял около двери, беседуя с серьезным на вид молодым человеком в полицейской форме.

— С Чарли все в порядке? — спросил он.

— С Чарли все в порядке.

— Спасибо. Это сержант Кастилло. Он работает с теми картонками, которые мы нашли в сарае. Расскажи ему, сержант.

— Хорошо, сэр, — кивнул Кастилло. — Ну, одежду, лежащую в коробке, помеченной «Брат Верность Ангелов», положили туда не больше недели назад. Возможно, и меньше.

— Это мы знаем, — нетерпеливо прервал его шериф. — Она принадлежала Джорджу Хейвуду. Продолжай, сержант.

— Да, сэр. К содержимому картонки с этикеткой «Брат Терновый Венец» не прикасались несколько лет. По моим подсчетам, около шести, если судить по тому, насколько одежда повреждена молью. Энтомология — мое хобби. Если вас интересуют детали жизненного цикла того вида моли, который обнаружен в коробке, и то, как каждое поколение…

— В этом нет необходимости. Расскажешь позже. Главное — шесть лет.

— Однако тут есть одна интересная деталь. Имя брата Венца на этикетке написано совсем недавно. Когда я удалил надпись, стало заметно,

что прежде на ее месте была другая, впоследствии стертая. Остался только легкий след.

— Хоть одну букву разобрать удалось?

— Нет.

— Ладно. Спасибо, — Лэсситер подождал, пока сержант выйдет. — Шесть лет. Вам это о чем-нибудь говорит, Куинн?

— О том, что одежда принадлежала не брату Венцу. Он вошел в секту только три года тому назад.

— Это-то вы откуда знаете?

— Карма рассказала. Дочка сестры Раскаяние, кухарки.

— Стало быть, мы не за тем гоняемся? — хмуро усмехнулся Лэсситер. — А что это меняет? Их и след простыл. Надо же, целая орава провалилась ко всем чертям, оставив мне на память стадо коров, отару овец, пять коз и прорву цыплят. Как вам это нравится?

Куинну это казалось довольно забавным, но о своих выводах он предпочел промолчать. Только спросил:

— Я могу идти?

— Куда это?

— Сначала в ресторан, что-нибудь пожевать. Потом в мотель — страшно спать хочется.

— А после?

— Ей-Богу, не знаю. Неплохо бы найти какую-нибудь работенку. Может, махну в Лос-Анджелес.

— А может, не стоит? — покачал головой шериф. — Почему бы вам ненадолго не задержаться здесь?

— Это приказ?

— Сан-Феличе — прелестный городок. Горы, сады, парки, пляжи, гавань…

— И ни гроша в кармане. Я ведь безработный.

— Ну-у… Уверен, вы и здесь что-нибудь подберете.

— Но все же это не приказ? — повторил Куинн. — Надеюсь, что нет, шериф. Даже если захочу, я все равно не смогу здесь остаться. Надо вернуться в Чикот. Кстати, матери Джорджа Хейвуда кто-нибудь сообщил?

— Да их начальник полиции уже это сделал.

— Неплохо бы поставить в известность и Альберту. Она тоже, я думаю, может кое-что рассказать.

— Например?

— Например, зачем ей понадобилось нанимать одного из братьев, чтобы убить О'Гормана? И как об этом узнал Хейвуд?

Глава двадцать первая

Альберта Хейвуд лежала, невидящими глазами уставившись в потолок. Потолок был необычный. Порой он взмывал так высоко, что казался небом; иногда опускался так низко, что его белая атласная белизна почти касалась ее лица. Тогда ей начинало казаться, что она в гробу. Но даже и в гробу ее уединение не было столь совершенным, как в тюрьме. Вокруг непрерывно толклись какие-то люди, тыкали ее в грудь и в спину, вставляли в нос какие-то трубочки, вонзали в руку иголки… И они все время разговаривали. Впрочем, о чем бы ее ни спрашивали, она делала вид, что не слышит.

Иногда и она задавала вопрос. Один-единственный:

— Где Джордж?

— Ваш брат Джордж умер.

— В самом деле? Но тогда ему придется поискать себе собственный гроб. В этом нам вдвоем будет тесно.

— Она еще бредит… — бубнили в ответ голоса. — Однако пневмония, кажется, пошла на убыль. Лейкоциты практически в норме… Уже почти неделя… Продолжайте вводить глюкозу… При желании можно получить приличный снимок… Она по-прежнему пытается вытащить трубочку из носа… Апатия… Истерия… Горячка…