Неоконченный пасьянс
Шрифт:
Сыщики принялись внимательно рассматривать представленные им риснуки.
— Н — да — а, — протянул озадаченный Иванов. — Много я видел чудаков и сумасшедших, казалось бы, ну куда больше? Но жизнь не перестаёт удивлять.
— И ведь как нарисовано! — восхищённо пробормотал Гаевский. — Ведь талантливо нарисовано!
— Этот человек талантлив только в той сфере, на которой зациклен. Во всём остальном это дезорганизованный, неряшливый, совершенно опустившийся тип, — продолжил Шумилов. — Ну, да Бог с ним, я сейчас о другом: Ганюк внимательно наблюдал за Мелешевичем двадцать четвёртого апреля
Некоторое время сыщики обдумывали услышанное. Несмотря на первоначальный скепсис, сказанное было слишком серьзно, чтобы от этого просто отмахнуться.
— Что ж, — наконец, пробормотал Гаевский. — Я очень рад за Дмитрия Мелешевича. Хотя данное открытие не снимает с него подозрений в полной мере.
— Разумеется, — согласился Шумилов. — Оно означает только то, что Дмитрия Мелешевича не было на месте убийства в момент совершения оного. Но alibi не отменяет пособничества в совершении преступления, скажем, сокрытия следов, недонесения или активного участия в подготовке посягательства. Я и не утверждал, что Мелешевич абсолютно невиновен.
— Вот как? Это он вас привлёк к делу? — быстро спросил Гаевский.
— Вы задаёте лишние вопросы, Владислав. Наша договорённость не касалась этой темы.
— Ну, хорошо, будем считать вопрос риторическим. Мы можем забрать эти рисунки?
— Разумеется, считайте, что я их вам дарю, — кивнул Шумилов.
Он налил по второй рюмке коньяку.
— Вы хотели знать, что пропало из квартиры убитой Александры Васильевны Мелешевич, — любезно напомнил Владислав Гаевский. — Запишите или как?
Сыщик открыл маленький блокнотик со своими записями и приготовлися читать. Шумилов в свою очередь схватил карандаш и приготовился записывать.
— Консолидированные казначейские облигации министерства финансов Российской империи номиналом сто британских фунтов каждая — двадцать восемь штук; облигации «Петербургского международного банка» номиналом в тысячу рублей серебром каждая — шестнадцать штук, ну и сорок четыре облигации «Учётно — ссудного банка» номиналом в пятьсот рублей серебром каждая, — продиктовал Гаевский.
— Это всё? — спросил как бы между делом Шумилов.
— Ну да, — спокойно ответил Гаевский закрывая свой блокнотик и убирая его во внутренний карман пиджака.
Шумилов отложил в сторону карандаш и неприязненно уставился в глаза сыщику. Тот, заметив странную реакцию хозяина квартиры, ответил в свою очередь таким же пристальным взглядом.
— Что вы на меня так смотрите, Алексей Иванович? Увидели чего — то? — попытался было пошутить Гаевский.
— А вы, часом, ничего не забыли упомянуть? — холодно отозвался Шумилов.
— Вроде бы, нет, — Гаевский пожал плечами. — Вы это, собственно, о чём?
— Я о египетской статуэтке чёрного камня…
— Ах это! — Гаевский натянуто засмеялся, но заметив, что его никто не поддержал, тут же оборвал
— А я — то думал, что польский дворянин является хозяином своего слова, — негромко проговорил Шумилов. — А вы повели себя как брутальный прохвост. Порядочные люди верят друг другу на слово, но теперь оказалось, что вам верить на слово нельзя.
— Но — но, господин Шумилов, оскорбления чести смыаются кровью! — Гаевский вскочил со стула.
— Попытавшись обмануть меня, вы продемонстрировали, что сие сказано не про вас.
— Да я вас… — Гаевский сжал кулак, словно бы намереваясь ударить Шумилова, но тут неожиданно Иванов с силой ударил ладонью по столу.
Звонкий шлепок прокатился по комнате точно выстрел. Гаевский осёкся, недоумённо взглянул на своего напарника, с непроницаемым выражением лица сидевшего напротив.
— Владислав, сядь… — внушительно обронил Агафон. — Я тебя не понимаю…
И это краткое «не понимаю» прозвучало как приговор суда. Обескураженный Гаевский молча сел; по негодующему выражению лица было нетрудно понять, что он чрезвычайно раздражён и обуреваем жаждой мести, но привычка контролировать эмоции не позволила ему потерять голову.
— Ты, Владислав, зубами не скрипи, — между тем продолжил Агафон. — Тут дело такое: дал слово — держись. Либо говори как есть, либо вообще не начинай разговор, — и, повернувшись всем телом к Шумилову, заговорил уже другим тоном. — Из шкафа в библиотеке Александры Васильевны Мелешевич пропала статуэтка египетской богини Таурт из чёрного диорита. Статуэтка достаточно тяжёлая и большая, высотою больше двух вершков. О её ценности говорить можно только предположительно. Интересно то, что рядом с нею располагались другие древнеегипетские древности, изготовленные из золота и драгоценных камней. Их ценность несомненна. Они не занимали много места и были удобны для переноски. Совершенно непонятно, почему похититель, забрав крупный массивный предмет, проигнорировал ювелирные украшения.
— Диорит — это какой — то полудрагоценный камень? — поинтересовался Шумилов.
— Вовсе нет. Просто очень твёрдый, уступающий по твёрдости, пожалуй, только алмазу, — примирительно заговорил Гаевский. — Намного твёрже гранита и мрамора. Сейчас не существует техники, посредством которой можно было бы обрабатывать диорит. Для того, чтобы просверлить в нём отверстие, надо создать давление на сверло более двухсот пудов, а чтобы отполировать, нужен алмаз.
— А в древнем Египте, вы говорите, из такого камня делали статуи? — недоверчиво спросил Шумилов.
— Представьте себе. Это один из парадоксов цивилизации древних египтян. Потому — то сейчас она и вызывает большой интерес историков всего мира.
— Возможно, статуя богини Таурт на самом деле была очень ценной, — размышляя вслух, добавил Агафон. — Преступник это знал и поэтому похитил именно её, а не что — то другое. Дабы скрыть факт хищения из шкафа, он взял оттуда только один предмет. Отсутствие статуэтки не бросалось в глаза и если бы не опись вещей из этого шкафа, составленная убитой госпожой Барклай, мы бы даже и не догадались об исчезновении.