Неоконченный портрет
Шрифт:
И… и я почувствовала, что хочу вернуться…
Но почему-то не смогла. Я сказала, что если он хочет, мы станем любовниками. Я могу теперь на это пойти — Джуди ведь замужем. К тому же, если он захочет быть свободным, то сможет в любую минуту уйти. Я тогда не буду помехой, и он не возненавидит меня, если захочет на ком-то жениться, так как я не буду стоять у него на дороге…
Он на такое не пошел. Говорил он ласково, но твердо. Он врач, довольно известный хирург. Он сказал, что мне надо оправиться
И я наконец сказала — хорошо…
3.
Я молчал, и через минуту-другую Селия заговорила снова:
— Я чувствовала себя счастливой — действительно счастливой…
Опять успокоилась, не было больше страхов…
А потом это случилось. Накануне нашей свадьбы.
Мы поехали на машине за город поужинать. Был жаркий вечер… Мы сидели в парке у реки. Он поцеловал меня и сказал, что я такая красивая… Мне тридцать девять лет, я была такая изможденная, усталая, но он сказал, что я красивая.
И вдруг произнес то, что напугало меня, разбило мечту.
— Что же он сказал?
— Он сказал: «Только не теряй свою красоту»… Сказал тем же тоном, каким говорил это Дермот…
Вы, наверное, не понимаете… никому этого не понять…
Передо мной снова был Стрелец…
Все хорошо и спокойно, и вдруг чувствуешь — он тут рядом…
Все началось сначала — смертельный страх…
Я не готова была… не готова вновь проходить через все это: долгие годы быть счастливой, а потом вдруг заболеть или еще что-нибудь случится — и те же страдания обрушатся…
Я не могла пройти сквозь это вновь.
Я не смогла бы вынести самого страха, страха перед тем, что мне через это, возможно, придется снова пройти… Не смогла бы вынести этого ужаса оттого, что прежние муки снова вот-вот меня настигнут — и с каждым днем счастья делалось бы тогда все страшнее… Я не смогла бы вынести это…
И я сбежала…
Просто взяла и сбежала…
Я бросила Майкла — не думаю, чтобы он догадался, что я уезжаю, я придумала какую-то отговорку — зашла в гостиницу и спросила, где станция. Оказалось минутах в десяти ходьбы. Села на поезд и уехала.
Приехав в Лондон, отправилась домой, взяла паспорт, потом до утра сидела на вокзале Виктории в дамском зале ожидания. Я боялась, что Майкл отыщет меня и уговорит… Я бы поддалась уговорам, потому что я любила его… Он всегда был со мной таким милым…
Но я бы не вынесла, не смогла бы снова через все это пройти…
Не смогла бы…
Жутко все время жить в страхе…
И ужасно лишиться веры…
Я просто не могу никому верить… даже Майклу.
Жизнь была бы адом и для него, и для меня…
— Это было год назад.
Я ни разу не написала
Так ничего ему и не объяснила…
Я обошлась с ним так безобразно…
Ну и что. После разрыва с Дермотом я ожесточилась… Мне безразлично, обижаю я людей или нет. Если тебя слишком сильно обидели, ты становишься безразличным…
Я путешествовала, пыталась чем-то заинтересоваться и устроить свою жизнь…
Ничего не получилось…
Я не могла жить одна… Я больше не могу сочинять рассказы о людях — ничего не выходит…
Я была все время одна — даже в гуще людей…
И я ни с кем не могу жить… Слишком боюсь…
Я сломалась…
Страшно становится, как подумаю, что мне, возможно, суждено прожить еще лет тридцать. Не очень-то я смелый человек…
Селия вздохнула… Веки у нее смыкались…
— Я вспомнила об этом городке, специально сюда и приехала… Это очень милый городок…
И добавила:
— Это очень длинная и глупая история… Мне кажется, я и так вас заговорила… уже, должно быть, утро…
Селия заснула…
Глава четвертая
Начало
1.
Вот и все если не считать того случая, о котором я упомянул в самом начале.
Но значит ли это что-нибудь или нет — вот в чем дело.
Если я не ошибаюсь, вся жизнь Селии к тому и шла и апогея своего достигла именно в ту минуту.
Это случилось, когда я прощался с нею на пристани.
Она была совсем сонная. Я ведь разбудил ее и заставил одеться. Мне хотелось, чтобы она как можно скорее уехала с этого острова.
Она была как утомившийся ребенок — послушной и очень ласковой и будто совсем ничего не соображала.
Я подумал, может быть, я неправ, тем не менее я считал, что опасность миновала…
И вдруг, когда я прощался, она словно пробудилась. И будто впервые увидела меня.
Она сказала:
— Я даже не знаю, как зовут вас…
Я ответил:
— Это не важно — вам мое имя ничего не скажет. Раньше я был довольно известным портретистом.
А теперь — нет.
— Нет, — сказал я, — кое-что случилось со мной на войне.
— Что?
— Это…
И я показал свой обрубок, торчавший вместо руки.
2.
Прозвонил колокол, и мне надо было бежать…
И потому впечатление у меня было мимолетное.
Но очень ясное.
Ужас… И затем — облегчение…
Облегчение — это слабо сказано: то было нечто большее — избавление, вот что это было.
Понимаете, перед нею как бы снова возник Стрелец — олицетворение страха…
Все эти годы Стрелец преследовал ее…