Неоконченный сценарий
Шрифт:
Кремп был настороже; этому непроницаемому советнику незачем знать, что он задумал.
– Может быть, туда доставляли грузы кубинцы? Я знаю, это расстояние в тысячу километров, а все же...
– Он явно блефовал.
Роблес пожал плечами. Ни о чем подобном ему слышать не приходилось... Даже пропагандисты диктатуры этого не утверждали... А мулат, сидевший через несколько столиков с американцами, поднялся; очевидно, и тут его услуги не потребовались. Проходя мимо, он поприветствовал их вялым жестом.
– Я бы ему не доверился, - проговорил Роблес.
Кремп невольно
– Вы - специалист по экономике, - сказал он раздраженно.
– А размышляли вы когда-нибудь о взаимосвязи между никелевыми рудниками и восстанием? Не с рудников ли герильерос получали взрывчатку? Знаете, что меня удивляет? Любой из президентов вашей страны и любое племя майя может рассчитывать, что о нем будут написаны монографии. А кто же напишет биографию Ридмюллера, историю фирмы, президентом которой он является, и других гигантских концернов, срывающих здесь целые горы?
– Совершенно с вами согласен, - сказал Роблес.
– В преподавании науки, оторванной от жизни, я тоже не вижу смысла. Поэтому я создал несколько студенческих исследовательских групп и поручил им просчитать и проанализировать балансы нескольких зарубежных фирм.
– Очень любопытно! И к какому выводу вы пришли?
– Закончить работу нам, к сожалению, не удалось. Она слишком затянулась, поскольку фирмы, о которых шла речь, не проявляли особого желания помочь нам. Чаще всего нам отвечали, что статистические данные находятся в генеральном директорате фирмы, а когда мне случалось бывать в США или Канаде и я хотел ознакомиться с цифровым материалом, мне говорили, будто он находится в дочерней фирме, в Гватемале... Мы были чем-то вроде назойливых мух, и надо понять господина Ридмюллера, потерявшего в конце концов всякое терпение. С тех пор я больше не экономист и не доцент, а водитель.
– Извините меня, - сказал Кремп.
Примерно в это же время Фишер набрал номер телефона Ундины. Услышать ее голос после двух дней напряженной работы - и разлуки!
– было очень приятно. За это время он немало передумал об их взаимоотношениях, но начал с другого конца.
– Как там вел себя Кремп?
– Держался в рамках, господин Фишер. Он вообще никогда правил приличии не преступает.
– Я не о том. С Ридмюллером они общий язык нашли?
– Ну да...
– ответила она, помедлив.
– Большую часть времени он отмалчивался, во всяком случае, в невежливости его упрекнуть нельзя.
– Значит, были неприятности, Ундина? У нас тоже, с Виланом. Я должен тебе сейчас же рассказать...
– Простите, я хотела еще принять душ. Может быть, чуть попозже? А неприятности связаны не с ним, а со мной. Ридмюллер решил оказать мне особое внимание. Сначала поселил в угловой комнате, потом начал названивать, а под конец явился собственной персоной.
– Я потрясен! Это чудовищно! Фишер был действительно крайне неприятно поражен этим известием. Хотя относительно намерений Ридмюллера у него сомнений быть не могло: разве не он сам просил Ундину поехать туда, чтобы
– У меня открыто, - сказала Ундина.
– Заходите и подождите несколько минут.
Когда он вошел в соседний номер, ему сразу бросился в глаза неописуемый, сказочной красоты букет орхидей, и что-то неприятно кольнуло в сердце. Рядом с вазой лежал роскошный рекламный буклет, напечатанный на немецком языке офсетным способом в пять красок - дороже не бывает! На всю первую обложку - фотография кратера вулкана-рудника, а поверх снимка бежала строчка: "Требуются настоящие мужчины". Чуть ниже недвусмысленная дарственная надпись: "Ундине на память о 3 декабря 1973 года. Преданный Вам X. Р. А.".
Хлопнула дверь ванной, и в комнату вошла Ундина в коротком махровом халате. Фишер поторопился ей навстречу.
– Хорошо, что ты опять здесь...
– Его голос звучал хрипло.
– Как тебе удалось избавиться от Ридмюллера?
– Пока никак. Завтра утром, после съемок, он ожидает меня.
– Этому не бывать!
Он не знал еще, как ей помочь, и, что еще хуже, как вести себя сейчас самому. Привлечь к себе, обнять? Пошлость, безвкусица. Она надеялась на его поддержку, но не в таком же примитивном смысле.
– Ундина...
– Голос Фишера дрогнул.
Для него было так непривычно называть ее по имени. Близость этой женщины смущала Фишера, и он мысленно спрашивал себя, не видит ли она этого и не играет ли с ним? Она опустила глаза.
– Я... я должна кое в чем вам признаться.
– Да? Говори, прошу тебя!
– Господин Фишер, я влюбилась в Кремпа.
– Ты шутишь...
– Вовсе нет; даже если вы будете смеяться надо мной...
– Смеяться? Я? С чего ты взяла?
– Он сел, словно оглушенный.
– А он что? Знает?
– Нет, Кремпа я не интересую. Все его мысли - о фильме.
"Опять мне не повезло!
– подумал Фишер, - И надо же, именно теперь, когда я понял до конца, что значит для меня Ундина, я ее теряю".
– А ты не преувеличиваешь? Не заблуждаешься на его счет?
– спросил он, только чтобы не молчать.
– Не знаю. Но с собой я ничего не могу поделать.
– Будем надеяться на лучшее, - сказал он тускло.
А она встала и подошла к телефону, звонка которого Фишер не расслышал.
– Бернсдорф просит спуститься вниз для обсуждения сценария. Остальные уже там.
У Фишера вдруг появилось предчувствие, что далеко не все еще пропало. Ведь Кремп к ней особого интереса не проявляет! Надо набраться терпения - и не терять надежды...
Бернсдорф медленно поплелся в ресторан в угнетенном состоянии. Он, успев позвонить Ундине, столкнулся в холле с Виолой; разговор с ней дал пищу для новых тревог. Нет никаких сомнений, Понсе хочет их использовать, и ради этого выдает своего человека - лишь бы он, Бернсдорф, успокоился. Однако майор зашел несколько дальше, чем рассчитывал. Поэтому первым делом надо отказаться от завтрашних съемок! С Беатрис и Торресом в группе каждый последующий шаг - шаг в неизвестность. И в этом необходимо убедить Фишера.