Неоспоримая. Я куплю тебе новую жизнь
Шрифт:
Жадно глотнул холодный воздух. Сдавлено выдохнул.
Не верил, что его Стася уехала куда-либо гулять, предварительно не сообщив ему. Не мог поверить! Стася, и клуб?
«С*ка, да не может такого быть!»
Суббота являлась их днем. Всякий раз, словно одержимые, ждали выходных. Наслаждались каждой минутой, проведенной рядом друг с другом. Стася много болтала, фантазируя и шутя. Порой придумывала немыслимые вещи. Хохотала. А он умышленно поглощал каждую ее эмоцию. Бесконечно долго целовал,
Но сегодня... Факт оставался фактом. Стася ушла.
Аравин сглотнул вставший поперек горла ком. Он не мог дать определение всем тем эмоциям, что возникли в центре его грудной клетки. Их элементарно было слишком много. И часть из них противоречила оставшейся половине.
Достал пачку сигарет. Но закурил не сразу. Некоторое время бесцельно стоял, всматриваясь в усеянное вечными звездами небо. Неосознанно задумался: сколько человеческих судеб они провели? Сколько моментов из его собственной жизни видели?
Хр*н поймешь, какие ощущения сейчас превалировали внутри Аравина. Какие управляли его мыслями. Они сочились в мозгу Егора густым, едва слышным, бормотанием. В рациональной попытке как можно скорее от них избавиться, решил дать им волю. Позволил изливаться и множиться. Вырываясь наружу, ускользать в темноту.
Только разгадка все равно не приходила. Аравин не мог точно определить, что его так сильно беспокоило.
До того времени, как подъехало такси, успел выкурить две сигареты.
Застыл в мрачном ожидании. Сосредоточился взглядом на закрытой кованой калитке.
Тихий скрип. Медленное отклонение металлического полотна.
Картинка плавно менялась, но время будто бы навсегда прекратило свой бег. Каждая эмоция, скрытая до этого в неразборчивой массе, отделилась и остро обозначилась. Аравину стало тесно в своей физической оболочке. Грудная клетка превратилась в глухую темницу. Внутри нее заметался разбуженный зверь.
После затяжного ожидания, Сладкова во власти его зрения. Одержимая блажь.
Стальные мускулы бесконтрольно сократились под натянутой кожей, когда мужчина переставил руки на металлическом парапете.
– Только без ругани, Аравин, – предупредила Стася неожиданно твердым голосом, придерживая полы темно-фиолетового плаща.
Егор сцепил руки на поручне с такой силой, что костяшки побелели. Мрачно глядел на девушку сверху вниз, с пристрастием оценивая ее наряд. Позволил эмоциям взять над собой верх. Подавился ими.
Из-под довольно короткого плаща девушки никакой другой одежды не выбивалось. Следовательно, то, что находилось под ним, было еще «скромнее». Поджав губы, Аравин созерцал выставленные на всеобщее обозрение затянутые в темный капрон стройные ноги. Не ускользнули от его внимания и черные туфли на высоком каблуке, благодаря которым, вероятно, и появилось в движении Стаси тонкое изящество. Ненамеренная игривость и
Пока он преследовал ее вниманием, Сладкова дошла до ступенек и поднялась к нему на крыльцо. Остановилась перед Аравиным, сохраняя многозначительную дистанцию. Приоткрыв алые губы в слабом вдохе, опустила веки вниз. Густые волосы, не обремененные какими-либо аксессуарами, рассыпались по плечам девушки тяжелыми прядями, слегка прикрывая порозовевшие щеки.
Егор словно физически ощутил, как неизъяснимо-мрачное напряжение массивной бесформенной грудой легло между ними. Сердце застучало непоследовательными рывками, будто раздумывая, и никак не определяясь с ритмом. А может, оно и вовсе стремилось остановиться от удушающей муторности, скользнувшей за пазуху.
– Давай потом поговорим. Не сегодня, – безо всякого выражения предложила Стася.
Спину Аравина полоснуло огнем. Словно обжигающий пар прошелся по коже.
– Нет, – выказал категоричный протест, изучая неестественно отстраненную девушку тяжелым взглядом. – Сейчас. Поехали.
Эмоции Егора бушевали прямо на выдаче. Не перегорали внутри. Прорывались наружу. Ему нестерпимо хотелось хорошенько встряхнуть внезапно хладнокровную Стасю.
– Я не поеду, – решительно встретилась с ним глазами.
Рассматривал ее, и ничего не видел. Пазлы наискось ложились. Не совпадали. Впервые, со дня их знакомства, Стася закрылась. Спрятала эмоции. Ушла в глухую оборону.
Ее бесчувственное выражение лица тупым ножом сдирало с него кожу.
– Новую игру затеяла? – грубый тон его голоса резанул сомнительную тишину.
Сладкова тяжело выдохнула, но промолчала. Поджимая губы, глазами никаких эмоций не выдавала.
– Настя?
– Что?
– Разомкни свой прекрасный рот и объяснись!
– Не сегодня.
Он знал Стасю два с половиной года. Давно научился предсказывать все ее реакции на любое возможное действие. Но с такой Сладковой Аравин столкнулся впервые. Его раздражало то, что она контролировала свои слова, свои эмоции, ситуацию в целом. Повторяла его собственные схожие приемы.
– Что значит: не сегодня? Суббота – мой день, Сладкая, – голос Егора неосознанно стал резче и требовательней. Послышались в нем и нотки собственничества, голого эгоизма. Ощутив сопротивление, пошел нахрапом. – Мой.
– Что же ты, Егорушка, вспомнил об этом почти в воскресенье утром? – сбиваясь со своего беспристрастного тона, спросила Стася. Уловив, наконец, ее эмоции, ощутил мрачное и сочное удовлетворение. – В костюме, я смотрю. Весь из себя... Очередной вечер благотворительности?
Ситуация прояснилась с поразительной четкостью. Сошлись пазлы. Обозначилась картинка. И первым делом Аравин испытал не что иное, как малодушное облегчение, понимая истинную причину Стасиной демонстрации независимости. Но, невзирая на это, заложенная ею внутри него ярость продолжала модулировать и разрастаться.