Неотразимый дикарь
Шрифт:
— И теперь, когда вас поймали, так сказать, с поличным, вы вдруг волшебным образом обнаружили, что и вправду являетесь теми, кем все это время притворялись, то есть вы и есть Перси Эмброуз Бартоломью Реджинальд Сесил Смит, маркиз Эддивистл, будущий герцог Уоррик.
Коннор поморщился, словно от зубной боли.
— Ну, какой человек в здравом уме станет называть своего первенца именем Перси!
Герцог посуровел.
— Так звали моего отца. Да будет вам известно, это славное имя многие поколения существует в Северной
Тут он замолчал, заметив жесткое выражение лица Коннора. Тот выпрямился в кресле и сказал резко:
— Я не рад всему этому так же, как вы. Если женщина на портрете — моя мать, то вы… негодяй, разбивший ей сердце!
— Я никогда этого не отрицал, сынок, — перешел на шепот герцог.
— Не смейте называть меня сыном! У вас нет на это права!
— Ну, это мы еще посмотрим, — спокойно отреагировал герцог и, повернувшись к Памеле, продолжил бесстрастным голосом: — Мисс Дарби, кажется, вы имеете веское доказательство в пользу того, что ваш с Коннором арест и последующая казнь не состоятся. Что же это на сей раз? Письмо от самого короля, свидетельствующее о благородном происхождении этого молодого человека?
Памела сунула руку за корсет. Ей было нелегко сохранить медальон, когда ее схватили, но, она сумела зажать его в кулаке, помня о том, что сказала Коннору его мать, перед тем как подарить сыну медальон.
Медленно поднявшись, она подошла к столу. Герцог выжидающе протянул руку, но Памела не могла решиться отдать ему медальон, потому что после этого уже возврата не будет.
И все же она отдала герцогу медальон.
— Полагаю, это и есть то самое безусловное и безоговорочное доказательство того, что этот человек — ваш настоящий сын.
Потом она снова вернулась на место, не смея взглянуть на Коннора.
Руки герцога дрожали так сильно, что ему удалось открыть медальон только с третьего раза. Несколько минут он молча смотрел на миниатюру, выражение его лица при этом нисколько не изменилось. Но когда он поднял взгляд на Коннора, в его глазах сверкал злобный огонь.
— Где ты это взял?
— Мне дала его моя мать незадолго до смерти. Когда в нашей деревне была ярмарка, мой отец заказал этот портрет у одного бродячего художника.
— Значит, она не умерла по дороге в Шотландию? Коннор покачал головой:
— Нет, она умерла, когда мне было уже пятнадцать.
— Этого не может быть! Как это могло произойти? — недоверчиво спросил герцог.
— А я откуда знаю? — огрызнулся Коннор, невольно повышая голос. — Наверное, мой отец подобрал ее больную с ребенком. У него было доброе сердце, и он всегда помогал несчастным. Могу сказать только, что женщина на портрете — это моя мать и его жена.
— Она была моей женой! — взревел герцог, ударив по столу кулаком. — У него не было на нее никаких прав!
— Очевидно, и вы потеряли эти права, — сухо парировал Коннор.
Герцог
— Значит, ты явился сюда, — глухо заговорил он после паузы, — чтобы выманить у старого дурака наследство, но, как выяснилось, ты и есть мой настоящий наследник.
— Да, так оно и было, — признался Коннор. Констебль не выдержал и шагнул вперед, держа шляпу в руке.
— Ваша светлость, вы уже достаточно натерпелись от этой парочки. Позвольте мне арестовать их, пока вы не примете решения относительно…
Герцог поднял руку, и констебль покорно прервался на полуслове. Плечи герцога затряслись, из горла доносились странные сдавленные звуки, словно у него начался очередной приступ удушающего кашля. Но когда герцог повернулся, наконец, лицом ко всем, Памела поняла, что он заходился от смеха, а не от кашля. По его впалым щекам текли слезы. С трудом, переведя дух, он ткнул пальцем в Коннора и, задыхаясь, произнес:
— Вот это да! Теперь у меня нет никаких сомнений в том, что ты мой сын. Но как ты влип! Держу пари, ты и представить себе не мог, в какую семейку попадешь!
Если я твой отец, то Астрид твоя тетка, а Криспин самый настоящий…
— …кузен, — со стоном произнес Коннор, роняя голову на руки.
— Ваша светлость, — не выдержал констебль, — неужели вы поверили в это вранье?
Он вытащил из кармана объявление с изображением разбойника и поднес его герцогу.
— Как насчет этого документа? Он доказывает, что этот человек виновен в целом ряде преступлений!
Взяв протянутое ему объявление, герцог с любопытством взглянул на него.
— Этот так называемый документ ничего не доказывает. Есть, конечно, некоторое сходство, но на объявлении изображен мужчина в маске, так что это может быть кто угодно.
Решительно скомкав объявление, герцог швырнул его в камин.
— Но… но… — не сразу смог заговорить констебль, — а как же насчет этой женщины? Уж ее-то я просто обязан арестовать! Она самая настоящая мошенница!
При этих словах Коннор сразу напрягся и хотел, было встать с кресла, но герцог жестом приказал ему оставаться на месте, а потом поманил к себе Памелу.
Она нехотя встала, подошла к письменному столу, словно нерадивая школьница, и сложила перед собой руки.
— Что скажешь в свое оправдание, детка?
Она подняла голову, и смело посмотрела ему в глаза, как это было в самый первый день их появления в особняке.
— Мы были не совсем честны с вами, ваша светлость, — смело сказала она. — Но я явилась сюда не за вашим богатством, а чтобы найти убийцу моей матери. У меня есть веские основания полагать, что пожар, в котором погибла моя мать, не был случайным. Кто-то из вашего окружения совершил поджог, чтобы уничтожить письмо герцогини. Этот некто был заинтересован в том, чтобы настоящий наследник никогда не был найден.