Неотвратимое возмездие (сборник)
Шрифт:
Председательствующий в судебном заседании огласил Акт Чрезвычайной комиссии и спросил Клейста, намерен ли он признать, что злодеяния в Кабардино-Балкарии чинили подчиненные ему воинские части, поскольку СД и гестапо там не было. Клейст решил отрицать все. Вопреки неопровержимым фактам он заявил, что никаких злодеяний на территории Кабардино-Балкарской АССР вообще не было.
Но все отрицать невозможно, бессмысленно, и Клейст это понимал.
— Я признаю свою вину, — заявил он, — только в том, что подчиненные мне войска при отступлении с территории Кавказа и Краснодарского края разрушили и подорвали все мосты, в том числе и железнодорожные, все железнодорожные вокзалы и пути,
Итак, «соображения военной необходимости».
Клейст и Шернер придерживались двух линий в своей защите: во-первых, все злодеяния чинили СС, СД и гестапо, а Клейст и Шернер об этом не знали ничего; во-вторых, то, что было сделано войсками, вызывалось военной необходимостью. Но для Военной коллегии Верховного Суда СССР такие доводы были не новыми и не убедительными.
Как ни велика была роль специальных формирований СС, СД и полиции в осуществлении программы истребления населения и разорения оккупированных территорий, чудовищные масштабы этой преступной цели не позволяли достичь ее без помощи вермахта. Напомним, что нацистская верхушка планировала уничтожить 30 миллионов славян. Чисто военными средствами такую задачу не решить. Так были предопределены тесный союз между военным и нацистским аппаратом, базирующийся на идеологическом единстве фашистских фюреров и гитлеровских генералов, и тесная связь военных действий с военными преступлениями.
Организационная сторона этого союза была согласована еще до нападения на Советский Союз в ходе переговоров между штабом верховного главнокомандования германских вооруженных сил (ОКБ) и главным управлением имперской безопасности. Соглашение предусматривало сотрудничество военного командования с прикомандированными к армиям «айнзатцгруппами» и «айнзатцкомандами» в деле массового уничтожения советского населения.
К началу войны вермахт имел уже ряд директив о методах ведения войны против СССР.
13 мая 1941 года начальник ОКБ генерал-фельдмаршал Кейтель издал приказ под названием «Распоряжение фюрера о военной подсудности в районе «Барбаросса» и об особых мероприятиях войск». В нем говорилось о беспощадном уничтожении партизан. Любой офицер вермахта получал право отдать приказ о расстреле каждого советского гражданина, подозреваемого в сопротивлении германской армии. А командиру батальона разрешалось предпринимать массовые карательные акции. Военнослужащие германской армии, по существу, освобождались этим приказом от уголовной ответственности за преступления против мирного населения.
Тот же Кейтель издал 23 июля 1941 года следующий приказ:
«Учитывая громадные пространства оккупированных территорий на Востоке, наличных вооруженных сил для поддержания безопасности на этих территориях будет достаточно лишь в том случае, если всякое сопротивление станет караться не судебным преследованием виновных, а созданием такой системы террора со стороны вооруженных сил, которая окажется достаточной для того, чтобы искоренить у населения всякое намерение сопротивляться. Командиры должны изыскать средства для выполнения этого приказа путем применения драконовских мер».
Но самым отвратительным и преступным распоряжением, когда-либо изданным военными властями, являлся так называемый «приказ о комиссарах». Этот совершенно секретный приказ ставки Гитлера для высшего командования германской армии предписывал поголовное истребление всех захваченных в плен политработников Советской Армии.
Все три названных приказа
Теперь о соображениях военной необходимости, которыми оправдывались массовые разрушения и разграбление материальных ценностей на территории Советского Союза,
Есть у французов поговорка: «На войне как на войне». Действительно, всякая война несет неминуемые страдания и разорение, усугубляющиеся для побежденного горечью поражения. Поэтому народы и выступают с требованием осудить агрессоров и исключить войну как средство разрешения международных споров. Пока же существующим международным правом установлены законы и обычаи войны, натравленные на то, чтобы оградить от произвола неприятеля мирное гражданское население и военнопленных.
Гаагская (1907 г.) и Женевская (1929 г.) конвенции о законах и обычаях войны разрешают воюющим сторонам совершать в отношении противника только такие действия, которые вызываются военной необходимостью. Это отнюдь не означает, что воюющие стороны имеют право делать все, что помогает одержать победу. Такая точка зрения покончила бы со всякой гуманностью и правосудием во время войны. Она противоречит обычаям, признанным всеми цивилизованными народами. Всякая возможность подобного толкования военной необходимости отвергается 22-й статьей Гаагской конвенции, в которой сказано, что «воюющие не пользуются неограниченным правом в выборе средств нанесения вреда неприятелю».
Об этом не мешало бы вспомнить Клейсту, когда он приказывал командующему 17-й армией Енекке использовать в борьбе против крымских партизан тактику «мертвых зон» или когда он оправдывал подрыв жилых зданий в городе Кропоткине необходимостью создать лучшие позиции для ведения уличных боев, а подрыв школ — целью лишить Советскую Армию возможности использовать их в качестве жилых помещений. И сколько бы Клейст ни называл ограбление населения «реквизицией», мародерство и грабеж не становятся менее преступными от того, что их совершали не отдельные солдаты, а войска и гитлеровское государство в целом.
Ссылки на военную необходимость были отвергнуты еще Международным военным трибуналом, осудившим главных военных преступников, но они и поныне вытаскиваются на свет империалистической пропагандой для оправдания агрессивных и грабительских войн. Не удивительно, что к этой же уловке пытались прибегнуть на суде Клейст и Шернер.
Отрицая свою вину, Клейст и Шернер ссылались, наконец, на то, что они только исполняли приказы фюрера и вышестоящего командования. Контрольный Совет как будто предвидел этот довод военных преступников, когда внес в закон специальное указание судам: «Тот факт, что какое-либо лицо действовало во исполнение приказов своего правительства или вышестоящего над ним начальника, не освобождает его от ответственности за преступления, но может служить смягчающим обстоятельством при определении наказания». Это правило полностью соответствует уголовному законодательству большинства государств, в том числе и самой Германии. Статья 47-я германского военно-уголовного кодекса 1940 года карала исполнителя преступного приказа как соучастника преступления.