Неожиданность
Шрифт:
— Конечно присмотрим. А говорили, что ей лет 35–40.
— Она морок накинула, мы же с отцом Николаем ее прежде видели, в лицо знаем. Близко-то он ее любую учует, да боюсь поздно будет.
— А ты что, через ведьмин морок можешь видеть? Ни один мужчина же не может.
— И я, и Богуслав, который со мной в комнате живет, оба можем.
— Ну вы сильны!
— Мы такие. Да гляди, священнику про эту старушонку не сказывай!
— А что так?
— Боюсь не утерпит, крестить начнет или крестом обмахивать, спугнет.
— Понял!
Архип
Василиса тут же подсунулась ближе.
— Пора брать, — сказал я
— И то верно, — поддержала меня Пелагея.
— А что будем брать? — заинтересовался Емельян.
— Тебя за задницу! — рявкнула ведьма, — пошли вперед!
Я в это время нагнулся к сапогу, вроде мне что-то мешает идти, а Василиса сзади понеслась меня убивать. Дождавшись, когда она будет поближе, прокричал:
— Азенте мо! — как меня научил недавно Антекон 25.
Эффект был замечательный: ведьма остановилась, зашаталась, выронила шило. Да уж! Даже кинжала на меня, вшивоту новгородскую не нашлось!
Я подошел к своей несостоявшейся убийце.
— Шило отравлено?
— Нет.
— Как же им можно убить?
— В глаз нужно ткнуть.
Вот это да! Приличных людей стилетом в сердце, а меня, как белку в глаз, чтобы шкуру не испортить! И это пришельцу из 21 века! Никакого уважения ко мне нет. Убить на ходу, между делом. О времена, о нравы!
— Пойдем, — скомандовал я. — Теперь мы с Богуславом над тобой куражиться будем.
Морок с ведьмы спал, и она опять стала симпатичной бабешкой, только какой-то безвольной и вроде как оглушенной. Антеки магическое дело знают туго. Нужна была Василиса? Пожалуйста получите, и делайте с ней все что угодно!
Мы быстро догнали Пелагею с Емелей — они меня ждали за углом в ближайшем переулке, далеко не ушли.
— Быстро поймал, молодец, — одобрила мои действия Большая Старшая ведьм Киева, — не оплошал. На рынок пойдем или сначала Ваську к Павлину в дом потащим на расправу?
— Боюсь Акулину купят за то время, что мы бродим туда-сюда. Она же не убежит?
— Куда ей деться! Будет стоять и ждать размораживающего заклинания. В ней воля полностью подавлена, по команде, что хочешь сделает.
— В этом виде может удастся Василису на Невзора науськать?
— Может быть. Только черный кудесник ведьму в таком виде к себе не подпустит, не хуже нас с тобой понимает, чем это может кончиться.
— Значит на рынок, пропавшую матушку искать.
— Скорей пошли! — рванулся Емельян.
И мы пошли, ведя с собой Василису. Ведьма безропотно переставляла ноги, безучастная ко всему и на все согласная. По внешнему виду она от обычных людей ничем не отличалась. Нет блеска и живости в глазах? Отсутствует интерес к жизни? Безропотно выполняет любые команды хозяина? Вяло говорит? И что? У нас такого народа не выгребешь!
Пошли вдоль рядов, поглядывая и на всякий случай приценяясь.
— Почему девушки так дороги это понятно, их всегда можно продать в гарем на Восток или гонять по хозяйству в имении, опять же потом других рабов нарожает, а почему мальчики так ценятся, чем они хороши? — спросил я у опытной Пелагеи. — Они же не умеют ничего, их еще долго учить надо.
— Учить надо, — согласилась она, — но выучить чему-то совершенно новому, редкому и очень полезному гораздо легче, чем парня или взрослого мужика — тех учить уже трудно. А из пацанят в Константинополе делают замечательных мастеров по редким ремеслам: златокузнецов, краснодеревщиков, портных по одежде для очень богатых. Немало таких умельцев назад на Русь продают — купить готового ремесленника гораздо проще и быстрей, чем самим воспитывать. Выращивают из них и очень умелых воинов для восточных стран. А из тех, кто глуп или неловок, делают евнухов в гаремы. И русские мальчишки для обучения там больше ценятся, чем половецкие — они потолковей и поусидчивей.
— Вот оно что, — протянул я, подумав: и у нас зарубежное обучение ценится.
Рынок был обширен, выбор разнообразен, покупателей много.
— А что это народу столько набежало? — заинтересовался я. — Все в Константинополь поедут рабов продавать?
— Это купцы, на ладьях с товаром идут. Им гребцы для ускорения нужны, если к морю плывут, течение на Славутиче медленное. А если корабль вместе с товаром не продадут, назад, против течения выкарабкаться без гребцов, на одном парусе, просто невозможно. Через море в Византию мало кто ходит, чаще в Крым идут — в Феодосии и Корсуни за крепких рабов платят побольше чем тут.
— Но ладью же трудно продать?
— Это тут, где леса много. А там, в степи, на доски охотно берут и платят дороже, чем в Киеве за корабли. И с Константинополем у них связь налажена, дорога туда проторена — недавно еще частью Византии были.
Много по рынку ходит боярских людей и богатых купцов: челядь домой покупают. Вольнонаемным каждый месяц платить надо и наглые они очень. А этого покормил, если надо высек, можно и убить — за своего раба взыска никакого нету.
— А у нас в Новгороде все иначе!
— Новгород вольный город, князь у вас пришлый, сегодня здесь, завтра уехал, мало что решает. А здесь княжий Киев, столица всей Руси, и Великий князь полновластный владыка над людьми. Раньше эту работорговлю прятали, а при Святополке большой и совершенно законный рынок открыли.
Неожиданно Емеля встал.
— Вот она, — сказал он каким-то глухим голосом и раскрыл рот, чтобы что-то заорать.
Пелагея, в отличии от бестолкового меня, сориентировалась на удивление быстро, и мгновенно врезала мощным Таниным кулаком парню в под дых.