Непереводимое в переводе

Влахов Сергей

Иногда между просторечными и жаргонными назва­ниями денежных единиц и их нейтральными по стилю синонимами наблюдаются и. некоторые семантичес­кие отличия. Например, двушка не равнозначна двум копейкам (две монетки по 1 коп. — не двушка): это «двухкопеечная монета», а нередко и уже — необходимая

171

для телефона-автомата монета (возможно, что именно в связи с таким «телефонным» употреблением и возникла в обиходном языке не фигурирующая в словарях двушка).

Нередки отличия и в отношении употребления. Многие из этих единиц употребляются преимущественно в составе фразеологических сочетаний (нет

ни копья); другие — в более или менее ограниченных по содержанию контекстах. Например, фр. livre (обычно в этих случаях ее транскрибируют на русский и болгарский, а, вероятно, и на другие языки — ливр) используется в современном французском языке почти исключительно для обозначе­ния дохода — «получает столько-то ливров ренты».

Есть, кроме того, ряд единиц, которые не имеют очень определенного «достоинства» или обозначают несколько стоимостей, или последние менялись со временем; харак­терный пример — червонец: 1) золотая монета достоин­ством в 3 р. в разговорном употреблении, 2) 5 р., 3) 10 р., 4) кредитный билет достоинством в 10 р. (1922-1947 гг.); нем. Sechser может иметь, в зависимости от ме­ста, стоимость 5, 10 или 20 пфеннигов.

Перевод смыслового содержания этих реалий-де­нег не затруднит никого с точки зрения их материаль­ного значения. Пятерка — это не более, чем 5 руб­лей, иногда купюра достоинством в 5 рублей, только и всего. Но беда именно в том, что в художественной лите­ратуре номинал — не самое важное, а переводчик переда­ет лишь «достоинство» денежной единицы, часто остав­ляя на втором плане эмоциональную окраску (не говоря уже о колорите) и не доводя, таким образом, до читателя характер, настроение, отношение к окружающим, воспи­тание, намерения героя, которые иной раз подсказывает эта «пятерка» или эти «пять рублей».

Коль скоро мы имеем дело с реалиями, в первую оче­редь, казалось бы, нужно подумать о транскрипции. В наших русских материалах мы не встречали такого случая; единственная обнаруженная нами транскрипция приведена в РБР — «полушка» с соответствующим объяс­нением: «старинная медная монета = '/4 копейки»; и еще перевод: красненькая передана в значении уменьшитель­ного женского рода от «красный» — «червеничка», что болгарскому читателю, разумеется, ни о чем не говорит.

О переводе таких реалий написано немного. И. Ле­вый, например, к сожалению, предельно лаконичен: «Наи­большее, на что может решиться переводчик, чтобы сде­лать текст доступнее пониманию, — это заменить менее

172

известные денежные единицы более известными»; он предлагает вместо англ, кроны писать «пять шиллингов», вместо «трех червонцев» — «тридцать рублей» и т.д.¹. Мы вполне согласны, что такая замена сделает текст доступнее, но ведь это не единственная забота переводчи­ка; если речь идет только о том, чтобы менее знакомое заменить более знакомым, то задачу можно считать ре­шенной, но этим не передать стилистические, эмоцио­нальные и, нередко, временные различия, скажем, между «десятью рублями», «десятирублевкой», «десяткой», «червонцем» и «красненькой»...

Проследив словарные переводы русских семантичес­ких синонимов рублей и копеек, мы постарались устано­вить кое-какие закономерности в отношении средств, которыми пользуются разные языки. Приемы, в общем, стандартные, что касается, в частности, английского, французского и немецкого языков: 1) обозначают «моне­ту или денежный знак, билет, достоинством в столько-то» (англ, five kopeck piece, ten rouble note, фр. piece de cinq kopecks, billet de dix roubles, нем. Fiinfkopekenstuck, Zehnrubelschein); 2) если такое обозначение почему-либо неудобно или невозможно, приводится просто номинал: «столько-то копеек или рублей» (англ, fifty kopecks, one rouble,

фр. deux kopecks, cinq roubles, нем. barber Rubel); 3) наконец, в сравнительно очень немногих случаях (мы нашли только в немецком) есть приблизительные соот­ветствия типа функциональных аналогов (Funfer, Hun-derter).

Болгарский язык располагает в этом отношении более богатым выбором: наряду с первыми двумя из перечис­ленных выше приемов, 1) для нереалий есть а) не­сколько функциональных эквивалентов для мелких де­нег, небольшой суммы: грош, пара, сантим, аспра и пр. и б) несколько функциональных замен с различными от­тенками для золотых монет: желтица, махмудия, наполе­он, пендара и др.; 2) для реалий, в частности а) копеек, можно употребить некоторые слова одного корня с чис­лительным, с добавлением суффиксов – ак, -аче: петак, десетаче, и б) для рублей — с суффиксами – ак, -ачка, – арка: двайсетак, стотачка, хилядарка. Под этими слова­ми подразумеваются, в первую очередь, болгарские день­ги, но численное значение соответствующей денежной единицы как бы преобладает над коннотативным, что и

Левый И. Указ, соч., с. 134.

173

позволяет применять их к любой валюте данного номи­нала: гривенник = десетаче. При различных величинах, для которых нет точного функционального аналога, мож­но комбинировать имеющиеся: двугривенньш = двайсета-че, разумеется, если это позволяет контекст.

Как при других реалиях, и здесь возможны иные приемы перевода — родо-видовыми соответствиями, пу­тем описания и т. д., но в общем редко удается добиться очень хороших результатов, почему и приходится искать компенсаций в других местах контекста.

Глава 15

РЕАЛИИ В АВТОПЕРЕВОДЕ

Сравнительно редки, но с точки зрения теории перево­да особенно интересны те случаи, когда переводчиком данного произведения является сам автор.

Два момента отличают такого переводчика от обыч­ного. Будучи полновластным хозяином своего произведе­ния, не ограниченным в своей переводческой деятельно­сти никакими чисто переводческими предпосылками, он волен переосмысливать и переделывать текст в любом отношении и в любой степени, менять композицию, об­разы и средства выражения — иными словами, он облада­ет той «творческой свободой»', которая позволяет ему пренебречь чуть не любой рекомендацией теоретиков пе­ревода. В результате такой работы вместо перевода может родиться новое произведение. С другой стороны, переводчик-автор, в отличие от обычного переводчика и читателя, видит переводимое произведение также «из­нутри», что позволяет ему, если он сочтет это целесооб­разным, создать действительно безупречный перевод (ра­зумеется, при совершенном владении обоими языками).

Беря на себя роль переводчика, автор стремится учесть миропонимание нового читателя; этим чаще всего и обусловлены вносимые им изменения. А поскольку именно детали национального колорита могут затруд­нить восприятие, нетрудно понять, почему переводчик-автор иногда жертвует реалиями.

В этом отношении в автопереводе намечаются две

'Джолдошева Ч. В оригинале и переводе. — Литературный Киргизстан, 1971, № 4, с. 107.

174

противоположные тенденции: сохранить и даже, по мере возможности, подчеркнуть национальную специфику в произведении, или же, наоборот, за счет тех или иных деталей «снижая» до некоторой степени коло­рит, надежнее довести до сознания иноязычного читателя идейную основу и фабулу произведения. Практически это выражается в сохранении (транскрипции) реалий или в их замене неокрашенными средствами.