Неписанная любовь
Шрифт:
Лоренцо: Разве это не прекрасный сюрприз?
Рафаэль: Просто ответь на мой вопрос.
Лоренцо: Я могу сделать то, что ты хочешь.
Рафаэль: Что ты хочешь получить взамен?
Лоренцо: Что ты готов мне дать?
Отвечает вопросом на вопрос? Этот человек действительно рожден
Рафаэль: Зависит от того, насколько ты мне поможешь.
Лоренцо: Дай мне неделю и свое согласие.
Рафаэль: Готово.
Лоренцо: От тебя И твоего кузена.
Блять.
Я пишу Джулиану о просьбе.
Джулиан: Нет.
Рафаэль: Пожалуйста?
Джулиан: Все знают, что я его терпеть не могу.
Рафаэль: Именно поэтому он хочет получить твое согласие.
Рафаэль: Я бы не просил тебя об этом, если бы он мне не был нужен.
Точки появляются и исчезают дважды, прежде чем появляется следующее сообщение.
Джулиан: Я могу тебе помочь.
Рафаэль: Помочь мне, сказав «да»?
Его ответ приходит через пару минут.
Джулиан: К твоему сведению, это ужасная идея.
Рафаэль: Но ты сделаешь это?
Джулиан: Да. Сделаю.
У меня перехватывает горло от эмоций, когда я открываю другой диалог и отвечаю.
Рафаэль: Мы в деле.
Лоренцо: Я буду на связи.
Сегодняшняя встреча с адвокатом не только наполнила меня гневом из-за ситуации с Элли, но и заставила полюбопытствовать о песнях, которые у нее украли.
Вместо того чтобы поддержать Аву потоковым воспроизведением музыки, я нашел текст каждой из них и прочитал его. Одна из них под названием «Half Truths» привлекла мое внимание благодаря тексту, который рассказывает историю о человеке, пытающемся быть честным с собой и теми, кого он любит.
Хотя я знаю, что это не так, мне кажется, что это было написано для кого-то вроде меня, и я вижу, как ярые поклонники хвалят Аву за ее лиричность и уязвимость. За ее мужество.
Мне
Пыталась заглушить боль укусом стали,
Но только создавала новые шрамы, которые никогда по-настоящему не заживали.
Превратила свое тело в разбитый шедевр,
И все потому, что мне нужен был временный перерыв.
Я не могу дочитать до конца первый куплет. Не то чтобы я не хотел, потому что я хочу, но делать это без согласия Элли кажется неправильным, особенно когда она не принимала участия в выпуске песни. Хотя я понятия не имею, почему Ава решила выпустить ее именно сейчас, могу лишь предположить, что это было сделано для того, чтобы в последний раз ранить Элли.
Я закрываю телефон и смотрю в потолок.
Блять.
Неужели Элли так себя воспринимает? Как разбитый шедевр? Осознание того, что она провела Бог знает сколько времени, видя себя такой, приводит меня в такую ярость, что я теряю всякий контроль над собой и направляюсь прямо в комнату Элли.
Она не сломанный шедевр, и если мне нужно доказать ей это, я докажу.
К черту границы и линии. Мои необузданные эмоции, словно волна, стирают их с лица земли.
Я легонько стучу в деревянную дверь, чтобы не разбудить Нико. Через несколько секунд она распахивается, и передо мной стоит Элли в другой пижаме, скрывающей от моего взгляда ее татуировки и шрамы.
Ненавижу это, особенно теперь, когда я лучше понимаю, почему она их носит.
— Все в порядке? — спрашивает Элли.
— Нет, — я выплевываю это слово, прежде чем напоминаю себе, что нужно успокоиться. — Прости. Я просто расстроен, и мне нужно было тебя увидеть.
Она приглашает меня войти и закрывает за мной дверь.
— Что случилось?
— Ты сделаешь кое-что для меня?
— Сейчас? Уже десять вечера.
Я ищу в комнате ее гитару и протягиваю ей, чтобы она взяла ее.
— Вот.
Она в замешательстве смотрит на инструмент.
— Ты хочешь, чтобы я сыграла песню?
— Да.
— Почему?
— Потому что я не хочу читать о твоих серебряных шрамах. Я хочу услышать, как ты о них поешь.
Ее хватка на гитаре ослабевает, прежде чем она успевает ее поправить.
— Никто не должен был знать об этой песне.
Я проглатываю гнев.
— Но Ава предала тебя. Снова.
Она кивает.
— Ты споешь ее для меня? — спрашиваю я мягким голосом.