Непобедимая и легендарная: Непобедимая и легендарная. Призрак Великой Смуты. Ясный новый мир
Шрифт:
Эта бесформенная и почти неуправляемая масса вынудила Фрунзе и Бережного задержаться в Одессе для того, чтобы заняться организационными вопросами. Из Петрограда они получили распоряжение председателя Совнаркома о переформировании мехбригады в корпус Красной гвардии. Состоять он должен был из одной механизированной, одной стрелковой и одной кавалерийской бригады, отряда бронепоездов и нескольких отдельных батальонов.
И вот сейчас большая часть подразделений формируемого корпуса выстроилась стройными рядами на привокзальной площади, неподалеку от Куликова поля. Торжественно и грозно застыли на подъездных путях бронепоезда. Красные знамена перед строем частей, так же как и флаг над зданием вокзала, то бессильно повисали мокрыми
После того как стихли последние аккорды песни, перед бойцами и офицерами выступил народный комиссар по военным и морским делам Михаил Фрунзе. Коротко поздравив всех со вступлением в ряды Красной гвардии, он зачитал текст новой советской присяги.
Я, гражданин Советской России, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным воином, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы своих командиров.
Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное и народное имущество и до последнего дыхания быть преданным своему народу и своей родине России.
Я клянусь в любой момент выступить на защиту моей родины – Советской России и клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.
Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение моих боевых товарищей.
Тысячи глоток троекратно прокричали:
– Клянусь! Клянусь! Клянусь!
После чего торжественная часть была закончена, и людей с ледяного ветра и моросящего дождя быстро завели внутрь вокзала, для обогрева, раздачи горячего обеда и приема традиционной в русской армии винной порции.
Начальствующий
– Да, Михаил Васильевич, – тихо сказал полковник Бережной идущему рядом Фрунзе, – вот и не утерпели мы до двадцать третьего февраля, создали, получается, Красную Армию на два с половиной месяца раньше. Ну, ничего, как говорят в народе: что ни делается – все к лучшему.
– Получается так, Вячеслав Николаевич, – с легкой улыбкой согласился Фрунзе, посвященный в основные моменты другого варианта истории, – будет теперь у нас праздничным армейским днем десятое декабря.
– Господин Фрунзе, а как же ваше обещание сохранить Русскую армию? – спросил слегка раздосадованный генерал-лейтенант Деникин.
– Антон Иванович, – ответил Деникину полковник Бережной, – вы же сами видите, что творится вокруг. Взяться же не за что. Старая армия расползается под руками, как прелая портянка. Кругом бардак, хаос, дезертиры, солдатские комитеты, а также тыловая шваль, которую хочется вешать на фонарях, даже минуя процедуру военно-полевого суда. А у нас – порядок и дисциплина. Ведь мы берем в Красную гвардию только добровольцев, которые к нам, между прочим, идут массово, что обещает нашей новой армии в будущем довольно приличный уровень боеспособности…
– Хочу также заметить, – мягко добавил Фрунзе, – что любая часть, сохранившая организованность и не утратившая своего знамени, будет включена в новую армию без перемены названия и с сохранением личного состава. Было бы преступлением распускать полки, прославившие себя в сражениях против неприятеля. Но, к сожалению, таких боеспособных частей в русской армии сейчас абсолютное меньшинство. Формирование новой армии – это единственный выход из того преступного бардака, который, пусть даже из самых лучших побуждений, сотворили господа из Временного правительства.
– Не могу не согласиться с вами, – хмуро сказал генерал Деникин, – иначе как преступным бардаком их приказы и распоряжения и назвать-то нельзя.
Полковник Бережной увидел, что у двери штабного вагона рядом с генералом Марковым и подполковником Ильиным, остававшимися «на хозяйстве», а потому не бывшими на построении, стоит еще один высокий худой офицер в очках, с лицом нервического типа.
– Т-с-с, господа и товарищи, – сказал он, – сейчас что-то будет. И заметьте, Антон Иванович, как раз в тему нашего предыдущего разговора. А я-то все гадал, куда пойдет этот человек – между прочим, Антон Иванович, хороший ваш знакомый по боям в Карпатах – к нам или на Дон, к Каледину? Хотелось бы, на самом деле, чтобы все же к нам. Противник он тяжелый, да и делить нам с ним нечего.
– Господа и, хм, товарищи, – разрешил интригу генерал Марков, при этом лицо незнакомца на слове «товарищи» заметно дернулось, – позвольте вам представить полковника Генерального штаба Михаила Гордеевича Дроздовского. Пробился к нам из Ясс со сводным отрядом в тысячу штыков, двести сабель, при восьми орудиях и двух броневиках. Уходили, можно сказать, с боем, румыны никак не хотели отпускать его отряд, требовали, чтобы он сложил оружие. Но бог миловал, обошлось.
– Михаил Гордеевич опять навел пушки на королевский дворец в Яссах и пригрозил разнести резиденцию румынского монарха вдребезги и пополам? – не удержавшись, спросил полковник Бережной.
– Полковник Главного разведуправления Генерального штаба Бережной, Вячеслав Николаевич, – быстро сказал генерал Марков, представляя собеседников друг другу, – герой Рижского сражения, победитель Гинденбурга с Людендорфом и вообще легендарная личность. Наведение в Петрограде жесткого порядка и вызволение государя с семьей из ссылки – это тоже он. До последнего времени командовал у нас механизированной бригадой. Теперь же, скорее всего, будет командовать корпусом. В общем, прошу любить и жаловать.