Неподходящее занятие для женщины. Черная башня
Шрифт:
Мисс Лиминг усадила Корделию между собой и Ланном, так что приятного разговора ожидать не приходилось. Остальные гости расселись произвольно. Убранство стола тоже поражало сочетанием элегантности и простоты. Единственными источниками света служили три серебряных подсвечника, расставленные с равными промежутками вдоль стола. Между ними мерцали четыре зеленых кувшина с вином, вроде тех, которые Корделии нередко доводилось видеть в дешевых итальянских ресторанах. Перед сидящими лежали простые пробковые салфетки под тарелками, зато вилки и ложки были серебряными и определенно почтенного возраста. Цветы в низких вазах были расставлены наугад и заставляли предположить, что чья-то заботливая рука подобрала их после
Молодые люди смотрелись в смокингах довольно-таки нелепо, однако вовсе не чувствовали себя в них стесненно, так как сознавали принадлежность к категории просвещенных и преуспевающих, хотя трудно было избавиться от впечатления, что смокинги приобретены в лавке подержанных вещей для разового появления на балу ряженых. Трое молодых людей вели себя неряшливо, говорили много и громко и ни разу не обратили внимания на Корделию. Двое других вели себя скромнее, а один из них, высокий брюнет с неправильными чертами лица, время от времени улыбался ей через стол, сожалея, видимо, что не может завязать с ней беседу.
Яства были внесены в столовую слугой-итальянцем и его супругой, которые расставили горячие блюда на маленьком столике. Еды оказалось много, а ее запах источал такой аромат, что Корделия поняла, до чего сильно проголодалась. На одном блюде сверкал белоснежный рис, рядом в густом грибном соусе тонули лакомые кусочки телятины и высилась салатница со шпинатом. На отдельном столике для холодных закусок гурманов поджидала ветчина, говяжий филей и всевозможные салаты и фрукты. Каждый брал что угодно и в любых количествах. Молодые ученые не стеснялись накладывать тарелки с горкой, и Корделия последовала их примеру.
Она не следила за разговором, но мысленно отметила, что темой была наука и что Ланн, говоривший меньше остальных, вел себя наравне со всеми. В тесном смокинге он выглядел наиболее нелепо, однако, как ни странно, чувствовал себя свободнее остальных, заставляя предположить, что он в этой комнате занимает второе по значению место. Корделия задумалась, почему так происходит, но так ни до чего и не додумалась. Ланн ел медленно, поддерживая скрупулезный порядок на своей тарелке и время от времени скупо улыбался своим мыслям.
На другом конце стола сэр Рональд беседовал с американцем и чистил при этом яблоко. Узкая зеленая кожура вилась сквозь его длинные пальцы и кольцами опускалась в тарелку. Корделия взглянула на мисс Лиминг. Та сидела, устремив на сэра Рональда до того пристальный и полный немого вопроса взгляд, что Корделии сделалось не по себе: она подумала, что сидящие за столом обязательно обратят внимание на это надменное бледное лицо. Мисс Лиминг, как будто почувствовав, что на нее смотрят, спохватилась и обернулась к Корделии:
– Когда мы ехали сюда, вы читали Харди. Он вам нравится?
– Очень. Но еще больше мне нравится Джейн Остен.
– Тогда вам надо найти возможность сходить в музей Фицуильяма в Кембридже. Там хранится письмо Джейн Остен. Думаю, вам это будет интересно.
Она говорила со старательной, искусственной легкостью хозяйки, пытающейся заинтересовать беседой трудного гостя. Корделия, сидя с набитым телятиной и грибами ртом, забеспокоилась, что остаток ужина может превратиться для нее в сущую пытку. К счастью, американский профессор услышал слово «Фицуильям» и осведомился через стол о коллекции майолики, к которой, видимо, был неравнодушен. Завязался общий разговор.
Мисс Лиминг сама отвезла Корделию на станцию – на этот раз не в Кембридж, а в Одли-Энд, причем объяснений не последовало. О деле не было сказано ни слова. Корделия едва держалась на ногах от усталости, еды и вина, поэтому отдала себя в чужие руки и позволила поместить в поезд, не задав больше ни единого
Глава 2
На следующее утро Корделия вышла из дома на Кремон-роуд, когда еще не было семи. Несмотря на усталость, она подготовилась к отъезду накануне вечером, прежде чем лечь. Это не заняло много времени. Вспомнив наставления Берни, она тщательно проверила набор инструментов для обследования места преступления, хотя в этом не было никакой необходимости, так как к нему никто ни разу не притронулся с тех самых пор, как Берни собрал его в ознаменование их свежеиспеченного партнерства. Она приготовила фотоаппарат «Полароид» и набор дорожных карт, вытряхнула и туго свернула спальный мешок, набила сумку консервированными супами и бобами из запасов Берни, после недолгих размышлений вооружилась книгой профессора Симпсона по судебной медицине и портативным радиоприемником, а также аптечкой. В довершение сборов она нашла чистую тетрадь, озаглавила ее «Дело Марка Келлендера» и разграфила несколько страничек в конце, намереваясь вписывать туда расходы. Предварительный этап всегда приносит наибольшее удовлетворение, ибо еще нет места скуке и отвращению, прозрению и ожиданию провала. На стадии планирования Берни ничего не упускал из виду и всегда добивался успеха; реальность же неизменно сулила ему разочарование.
Наконец настал черед одежды. Если и впредь будет так же тепло, ее многоцелевой костюм, приобретенный после длительной экономии и напряженных размышлений как форма, соответствующая любой жизненной ситуации, может оказаться слишком теплым, однако кто знает, вдруг ей придется беседовать с первым лицом колледжа, и тогда костюм, символизирующий высокий профессионализм, окажется как нельзя кстати. Она решила ехать в юбке и легком джемпере с короткими рукавами, а джинсы и более теплые джемперы взять с собой. Она любила одежду, любила планировать ее приобретение, и хотя бедность не слишком благоприятствовала этому пристрастию, ему вполне соответствовала вечная необходимость упаковывать весь гардероб в один чемодан средних размеров и быть готовой к очередному бегству.
Щупальца северного Лондона остались извиваться позади, и Корделия почувствовала удовольствие от езды. «Остин-мини» с воодушевлением летел вперед, так что можно было заподозрить, что раньше он скрывал свои способности. Она наслаждалась ровным ландшафтом восточной Англии, шириной улиц в оставляемых позади городках, полями, без всяких изгородей, омывающими обочину, необъятностью горизонта и высоким куполом неба. Местность благотворно действовала на ее настроение. Она уже скорбела о Берни и будет скорбеть о нем потом, ибо ей станет скоро не хватать его дружбы и нетребовательной привязанности, но сейчас она ехала на свое первое дело и предвкушала возможность вести его самостоятельно. Кажется, она с ним справится. Дело не вызывало у нее ни чрезмерного воодушевления, ни отвращения. Проезжая по залитой солнцем равнине с багажником, заполненным всем, что ей может понадобиться, она испытывала эйфорию радужных ожиданий.