Неподвластный феномен
Шрифт:
– Ты мне веришь, Тит?
– Разумеется, нет, Андрей Николаевич. Наука – это ведь не про веру, так?
– Мой мальчик, – похвалил Андрей. – А теперь, будь добр, принеси портативную версию Волнореза. Он похож на детскую рацию.
Пока Тит ходил к дальнему столу, Андрей сделал продольный разрез на животе кошки. Отложил скальпель и пальцами забрался в холодные внутренности. Взял поданный Титом передатчик и аккуратно протолкнул его внутрь кошки.
– Ну вот, готово. – Андрей отошел от стола. С щелчком стянул перчатки. Швырнул их в урну
– Я стараюсь не шить мертвых, вы же знаете.
– Я это сделаю, – вызвалась Мона.
Она подошла к хирургическому столу и отыскала себе пару чистых перчаток. Затем вооружилась иглодержателем и склонилась над кошкой. Медицинское образование Моны и опыт позволяли ей на равных ассистировать в лаборатории.
Глаза Андрея и Тита не отрывались от уверенных и свободных движений Моны.
– Выходит, в Балтике завелась некая опасная тварь, я прав, Андрей Николаевич?
– Я доверяю Приме, Тит. Даже в таком состоянии она пытается защитить нас. – Заметив, как плечи Моны дернулись, Андрей быстро сказал: – Прости, дорогая, я неумышленно. Давай отойдем, Тит.
Мона души не чаяла в Приме, и Андрей знал, что ему так и не простили содеянное с их собакой. Поэтому излишнюю, а порой и чрезмерную заботу Моны он относил к попыткам предотвратить подобное в будущем. И не препятствовал этому.
– Почему же остальные животные острова не чуют угрозы? – спросил Тит, когда они подошли к столу Андрея.
– Потому что изолированный мозг, получавший при жизни колоссальный объём информации, вынужден развивать то, что другие посчитали бы телепатией. Только так можно наверстать упущенное.
– И вы действительно в это верите? – Тит улыбался во весь рот.
Выдвинув нижний ящик стола, Андрей выгреб из вороха скрепок револьвер.
– Я верю в это, мой дорогой Тит.
Мона тем временем закончила штопать кошку и вернулась на свой стульчик. Застучавшие спицы опять были в центре ее внимания. Спохватившись, Андрей бросился к операционному столу.
На кошку потекла густая подливка.
5.
Небо окрасилось в желтые и красные цвета. Из тьмы на востоке выползали низкие облака, суля если не шторм, то уж дождь точно. Андрей, Мона и Тит сидели в уютных раскладных стульчиках, разместив их на берегу. Сам причал Элеоноры не заняли сразу по нескольким причинам.
Во-первых, там лежала мертвая кошка. А в обнимку с приманкой не сидит даже плохой охотник. Во-вторых, леска от крючков образовывала сложную паутину, поблескивавшую в лучах заката. Леску пропустили под опорами причала и там надежно закрепили. Разумеется, это сделал Тит, примерив второй раз за день забродный костюм. Ну и в-третьих, существо, обладавшее странным мозговым ритмом, могло быть опасно.
Андрей, уютно ежась, кутал ноги в шерстяной плед. На столике справа от Моны дымил стеклянный чайничек в компании легкой закуски.
– Возьмите, Тит. – Мона протянула еще один плед. – Вам ведь
– Покорно благодарю. – Тит смутился, сообразив, что пледа было всего два. – Но как же вы?
– О, не беспокойся, я надела теплые штаны. – Мона несколько раз похлопала себя по крепкому бедру, после чего принялась разливать чай.
– Мы сидим на пороге открытия, а вы спорите о том, чьи ноги следует держать в тепле. – Андрей фыркнул. От чая он отказался, но безропотно передал Титу кружку и блюдце с яичным рулетом. – Если вы готовы, я, пожалуй, начну.
– Минутку, дорогой. Будь добр, положи всё сюда. Инциденты нам ни к чему, верно?
На колени Андрея опустился чайный поднос, укрытый плотной салфеткой. Немного подумав, Андрей переложил на него револьвер, а рядом пристроил рацию и небольшой пульт управления Волнорезом.
– Теперь ты довольна, дорогая?
– Да, вполне. Для чего тебе револьвер, Андрей?
– Ну, нам нужно всего одно существо, а я понятия не имею, сколько их заявится. Так я начинаю? – Не дожидаясь ответа, Андрей взял пульт и нажал кнопку.
Все замолчали, не сводя глаз с кошки. Рыболовные крючки в ее шерсти – там, где их не закрывала густая подливка, – сверкали злыми красноватыми огоньками.
– Ничего не происходит, Андрей Николаевич, – наконец с улыбкой заметил Тит, пригубливая чай. – Превосходный чай, Мона, спасибо.
– Не стоит, – отозвалась она. – Лучше не отвлекайтесь, пока у Андрея в руках оружие.
– Оно вовсе не в руках, – возразил Андрей. – Отвечая на твое, без сомнений, ироничное замечание, Тит, скажу так. Я запустил небольшую последовательность мозговых ритмов существа. Проще говоря, наша кошка сейчас умело – или не совсем умело – притворяется самкой морского хищника. Образно говоря, у нее течка.
Тит покраснел до корней волос и скосился на Мону, но та невозмутимо взирала на закатное море, поднося ко рту чашку. Глаза ассистента, по-прежнему расширенные, обратились к «наживке» на конце причала.
– Как вы этого добились, Андрей Николаевич? Кошка ведь мертва – вот что я хочу сказать.
Андрей недоуменно посмотрел на Тита, а потом расхохотался.
– Бог мой, Тит! Кошка находится в прежнем перманентном состоянии, в каком ее и доставил Паромник. Это всё Прима. – Андрей поднес рацию ко рту: – Будь хорошей девочкой и подумай опять о том черном мальчике, что тебе так нравился.
В свое время Прима испытывала симпатию к Фуксу, черному лабрадору, приезжавшему в прошлом году на Гогланд вместе с хозяином. Симпатия сводилась к типично собачьему азарту во всём, что касалось игр. От союза все обреченно ждали щенков, но этого не случилось, и Фукс, отбывший вместе с хозяином, оставил Приме разбитое сердце.
– Андрей, это бесчеловечно. – Мона вернула чашку на блюдце и вскинула подбородок. – Я не верю, что у тебя в колбе живет Прима, но знаю, что ты всеми возможными способами эксплуатируешь собачью преданность.