Непокорная для тирана
Шрифт:
Валиев высыпает всё на кровать, с силой швыряет в стену мой несчастный чемодан и смотрит на меня.
— Можешь мне не верить. Да и все улики против меня. Но я вправду не брала их и вижу впервые, — развожу руки в сторону.
Валиев уходит на балкон курить. Я же так и стою между коридором и комнатой. Смотрю на злосчастные драгоценности. Не замечаю, что плачу.
Я пообещала себе никогда не плакать перед мужчиной. Никогда не умолять и никогда не просить. С Саидом нарушила почти все собственные правила. Но вот точно не собираюсь ничего доказывать и молить.
Мужчина
Я отшатываюсь испуганно. Зажмуриваюсь. Заставляю себя стоять ровно и не прятаться. Не уворачиваться. Просто готовлюсь к удару.
Глава 18
Саид
Меня просто переполняет гнев и ярость. Кровь в венах закипает и топит в тёмных желаниях. Выхожу на балкон подышать, иначе сорвусь. Блядские воспоминания захлёстывают, возвращая в прошлое. Я в чёртовом дежавю застреваю.
Насколько моя семья прогнившая до нутра. Думал, только отец с Камилем такие, но нет. Это коснулось и женской половины.
Это моё проклятье, которое я, судя по всему, заслуживаю. Машу не уберег, слепо поверил семье, пока жена умирала совершенно одна вместе с нашим ребенком. Так и Крис под удар попала только потому, что со мной приехала.
Руки трясутся, пока закуриваю. Затягиваюсь глубоко, лёгкие горечью никотина обжигая. Только не приносит это желаемого успокоения.
Бью по дверной створке и возвращаюсь в комнату. Кристина, бледная, со слезами, застывшими в круглых глазах, смотрит испуганно. Иду к ней. Девчонка зажмуривается. Кулаки сжимает, будто в размерах уменьшается. Дрожит, словно выброшенный на мороз котёнок. Моей ярости ждёт. И меня это сильнее в бешенство приводит.
Зарываюсь пятерней в волосы и к себе притягиваю. С силой припечатываю к груди. Губами прижимаюсь к макушке. Замерла вся, не дышит. Боится. Корябаю подушечками пальцев кожу головы и прикрываю глаза. Дышать легче становится. Блять! Она мой никотин.
Крис, громко всхлипнув, ревет. Ногтями бока царапает, рубашку в ладонях комкает и обнимает за торс. Сама вжимается всем тельцем.
— Не плачь, — веду губами по виску.
Не умею я утешать плачущих женщин. И вообще не умею разбираться с бабскими слезами. Бывшая жена любила поплакать по поводу и без. Хотя сейчас, с высоты прожитых лет, понимаю, что не все было гладко в нашей семье. И во многом виноват я. Не сумел защитить. Уберечь. В первую очередь от собственной родни. Крис уберегу. Если придётся, от себя защищу. Чтобы Валиевской грязью не отравить.
— Ты веришь мне? — шепчет, задрав голову.
Совсем другая личность сейчас. Маленький одинокий ребенок, ищущий защиту. Многогранная девчонка. И все её личности мне нравятся. Даже те, что нервы мне выкручивают и бесят.
— Да, — склонившись, целую в солёные губы.
— Почему? — искренне удивляется и отступает.
— Потому что ты самая принципиальная женщина, которую я знаю, Крис, — хмыкаю, стирая большим пальцем дорожки слёз. — Ты разрываешь
— Та, кто усыпляет бдительность, чтобы в перспективе получить большее, — пожимает плечами. Так искренне пытается сама же себя очернить.
— Значит, считай, что ты мою бдительность усыпила, — усмехаюсь и прижимаюсь губами ко лбу.
— Не смешно вообще, — бурчит. Вот! Возвращается вредная личность, которая любит когти выпустить и поогрызаться.
— Поехали, разберемся кто такой бессмертный.
— Нет! Я не поеду никуда! — выпутывается из объятий и скрещивает руки на груди. Обиженно губы поджимает и смотрит исподлобья.
— Неужели не интересно, кто тебя подставил?
— Твой цветочек полевой! Она в комнату заходила, когда я открывала чемодан, и могла увидеть, что есть скрытый карман. Или любой, кто живёт в доме. Мои вещи два дня там валялись без присмотра! — распаляется куколка, раскраснелась вся, серые глаза молнии метают.
— Ну, вот и выясним. Поехали, Крис, — давлю.
— Чтобы они меня опять с грязью смешали? Или деньги предложили, чтобы я свалила из твоей жизни? — вскидывает голову, упрямо губы поджимает. — Я за эти два с половиной дня о себе уже наслушалась. Мне хватило!
— Кто тебе деньги предлагал? Почему не сказала мне? — завожусь тоже, хватаю за предплечья, но вырывается.
— И чтобы ты сделал? — усмехается злобно. — Кулаком стукнул и потребовал не злословить? Ты женщин плохо знаешь? Посплетничать и облить ушатом помоев чужачку только повод дай. Я сама с удовольствием с подругами перемываю кости раздражающих баб!
— О деньгах не сказала! — рявкаю.
— Не важно, Валиев! Я их не взяла, раз здесь ещё с тобой. А надо было! Отдала бы тебе, закрыла нашу с тобой сделку и уехала! — тоже рычит, из рук вырывается и отталкивает.
Ничего не осталось от испуганного дрожащего котёнка. И от этих метаморфоз дурные мысли в голову лезут. Я слишком часто видел насилие в семье, чтобы не распознать его. Она ждала, что подниму руку. Ждала, что ударю. Так сжимаются в ожидании боли.
— Кто тебя бил? — от моего вопроса девчонка вздрагивает, перестаёт по комнате ходить и смотрит изумлённо.
— Что? — переспрашивает, ресницами пушистыми хлопает, а глаза по мне бегают.
— Это Кирилл? Он тебя бил? Он тебя заставил найти денег? — стараюсь сохранить хладнокровие.
— Нет! Господи, Валиев! — нервно хохочет. — Кирилл муху не способен прибить. И вообще, я сама решила помочь ему! Сказала же уже: он — семья!
— Тогда ответь мне. Кто?
— Я вообще не понимаю, о чём ты! — рявкает раздражённо и прячется в ванной.
Скрытная маленькая зараза!
Бесит так, что хочется шейку свернуть. Себя сдерживаю и выхожу опять на балкон. Курю. Одну. Вторую. Заряжаю себя никотином. Только не помогает ни хрена. Выбить дверь хочется, за которой спряталась девчонка. И вытрясти все её секреты, все загоны вытрахать. Не в первый раз она закрывается. И я хочу узнать её. В душу залезть. Хочу, чтоб открытой была, чтобы доверила не только тело.