Непокорная для тирана
Шрифт:
— Ну ёлки-иголки! Ты сам на себя взваливаешь ответственность за цветочек. Вот и придумай, что делать. На работу к себе устрой, курсы какие оплати. Или вдруг она учиться захочет. Ей месяц назад восемнадцать исполнилось. Она год, как рабыня Изаура, пахала в чужом доме. Жизни не видела, — разворачиваюсь к Жасмин: — Ты хоть школу окончила?
— Да, на красный диплом, — кивает девчонка.
— Видал. Красный диплом есть.
— Ты рассуждаешь через призму своего воспитания. Если я сейчас без брачного обряда увезу её, она
— А если сейчас вернёшь, ей там ноги переломает какой-то мудак. И замуж за старика отдадут. Или она от отчаяния повесится. Тебе легче будет? Зато долг свой выполнил.
— Бесишь, блять! — рычит Саид.
Отвернувшись, прячу улыбку. Потому что это означает, что мужчина опять ко мне прислушался.
— Поедешь в Петербург? — спрашивает у девушки. — Подумай хорошенько. Там ты будешь сама по себе. Нянчиться с тобой не собираюсь. Присматривать буду, на первых порах помогу. И всё. Или останешься, одумаешься и вернёшься домой. Я поговорю с отцом и братом. Выплачу отступные. Уверен, нана заступится за тебя, и никто не осудит.
— Я поеду с вами, — выдыхает, зажмурившись.
Саид смачно и грозно матерится на незнакомом языке. Благо я не знаю, кого именно он проклинает. Но по пунцовой Жасмин понятно, что нас обеих. Вот блин, кто меня вообще лезть в эти дебри просил?
Мужчина довозит нас до гостиницы. Снимает отдельный номер для девушки. Велит сидеть и никуда не рыпаться. Обжигает меня очередным тяжелым взглядом и уезжает на встречу с родственниками цветочка полевого.
Глава 22
Кристина
Этот день вымотал меня сильнее, чем предыдущие два. Сразу после душа и раннего ужина вчерашними остатками еды я просто отключаюсь как убитая.
Глубокой ночью меня будит Валиев. Наваливается, стискивает, жаром дышит. И перегаром. Напился где-то без меня. Гад. Я бы, может, тоже не против выпить.
— Я сплю, — бубню, зарываясь носом в подушку.
— Сука ты, Крис, — обзывается мужчина и переходит на незнакомый язык. Бубнит что-то, комкая в ручищах вульгарную сорочку.
— А ты кобель, Валиев. Дай поспать, — огрызаюсь и ёрзаю. То ли скинуть его пытаюсь, то ли помогаю меня раздеть.
Саид меня всё-таки на спину переворачивает и вгрызается в губы в голодном поцелуе. Весь сон прогоняет напрочь. Подчиняет, управляет, из колеи выбивает. Он кусает — наказывает. Зализывает — будто извиняется. А по моему телу словно разряды электричества проносятся. Вспышками нервы в узелки закручиваются.
Вскидываю руки, пальцы путаются в волосах. Сама обнимаю его. Тянусь к этой желанной грубости. Тоже прикусываю его язык.
— Сучка, под кожу влезла. Бесишь, куколка! — шипит в рот, коленом раздвигает ноги и вклинивается. В здоровенных ладонях ягодицы мнёт.
—
Оплетаю его торс ногами. Трусь, мечтая о прикосновениях.
Тонкие лямки моей новой сорочки не выдерживают напора одного дикаря и рвутся. Материя летит в сторону, а губы мнут напряжённые соски. Саид кусает поочередно вершинки. Зализывает, посасывает, дует. Доводя до исступления. Между ног пульсирует и горит от желания.
Хочу, чтобы он коснулся меня там. Чтобы ворвался и двигался. Как он умеет: неистово, дико, жёстко. Но Саид лишь дразнит. Оставляет жгучие поцелуи по всему телу. Прикусывает кожу на груди, животе, даже лобке.
Он останавливается лицом прямо у промежности. Дыхание задерживаю, смотрю в темноту, ловя его взгляд. И разочарованно стону, когда он целует с внутренней стороны бедра.
— Ах! — вскрикиваю и почти на мостик выгибаюсь. Его губы накрывают мои влажные складочки так внезапно, а колючая борода добавляет остроты.
Саид целует, ласкает клитор языком. Толкается в меня. И на самой грани внезапно останавливается. Я хнычу, царапаю его. Мне многого не надо, я уже на краешке. Одно движение. Толчок. И рассыплюсь.
Тяну его на себя, желаю ощутить приятную тяжесть и наполненность. Валиев ругает на незнакомом языке и грубо соединяет нас. Быстрыми толчками двигается.
И я разлетаюсь на атомы в столь желанном и необходимом экстазе. Оргазм долгий, яркий, оглушающий, утягивает в бездну. Конвульсивно трепыхаюсь в сильных руках, сжимаю его в себе.
Саид приходит к своему финишу, падает сверху, подгребая под себя. Дышит жаром. Обнимаю крепко за шею. Носом в плечо утыкаюсь. И с глупой, влюблённой улыбкой на губах засыпаю.
Утром просыпаюсь оттого, что меня перекладывают на соседнюю подушку. Из-под опущенных ресниц поглядываю на голую спину мужчины. Он потягивается, показывая свои мускулы и мышцы, и уходит в душ.
Больше спать не хочется. А ещё я понимаю, что мы опять забыли о защите. Точнее, Валиев, гад, забыл! Алкоголик чертов! Да и я молодец. Потекла крыша глупая!
Пока ругаю себя, Саид уже выходит посвежевший, с полотенцем на бедрах. Весь такой красивый, брутальный. Альфа-кобель! Бесит!
— Вас с Жасмин ждёт самолёт. Вы летите в Петербург, — заметив моё пробуждение, ставит перед фактом мужчина.
— А ты? — закусываю губу в ожидании.
— У меня ещё есть здесь незавершенные дела, — отвечает отрывисто, суша полотенцем голову.
Отворачиваюсь и жмурюсь. На корню давлю собственные слабости и желания. Ведь добилась своего.
— А где твой цветочек полевой жить будет, пока ты тут дела свои решаешь? — очень стараюсь казаться равнодушной.
— Асланов с Никой прилетели в Петербург. Они её пока к себе приютят. Им всяко помощь по дому нужна, пока Асланова по судам будут таскать.