Непокорная пленница

Линн Вирджиния

— Да.

Уитни закрыла глаза, чувствуя, как его рука очертила контуры ее уха, задержалась под розовой мочкой, спустилась к плечу. В одурманенном мозгу мелькнула мысль: как ему удается вызывать такую реакцию на простое касание? Очень просто: он все делает нежно, и она тает. О Господи, что он делает? Рука соскользнула в открытый ворот блузки и погладила ключицу.

— Каттер, я…

— Чш-ш. Я не сделаю ничего такого, чего ты не хочешь. Ты просто чувствуй.

Просто чувствуй? Всемилостивый Боже, а она что делает? Все, что ниже бровей, было пронизано ощущениями, а сердце билось так, что она боялась, не разорвется ли оно от напряжения.

Она не ожидала, что Каттер

будет так терпелив. Он гладил ее тихо, нежно, его руки согревали ее, рассеивая худший из страхов — что он будет грубым.

Ей было одновременно жарко и холодно: жарко от камина, гревшего сбоку, и холодно от реакции на происходящее. Как он там однажды говорил, что может быть жарко — и жарко? Она не могла вспомнить. Невозможно было ни о чем думать, когда длинные пальцы двигались под блузкой, играли кружевами нижней рубашки, иногда соскальзывали вниз, чтобы тихонько дотронуться до груди. От этого все тело звенело — интересно, почему так быстро распространяется реакция, от груди до кончиков пальцев на ногах, попутно задерживается внизу живота и образует тугой узел, он скручивается и разгоняет по членам теплые потоки, похожие на растопленный мед, — Ну как, согрелась? — шепнул он. — Давай избавимся от блузки? Вот так… На тебе осталось белье, так что я ничего тебе не сделаю, пока ты не будешь готова…

Соблазнительный шепот шел прямо в ухо, от дыхания разлетались волосы. Этот Каттер никак не походил на того Каттера, который придавил ее к земле, навалился жестким телом и позволял себе оскорбительные вольности. «Но сейчас, — прошептал предатель-мозг, — ты хочешь, чтобы он так тебя держал и так ласкал…»

Каттер встал и увлек за собой Уитни, знакомые руки легли на нее, бедра прижались к ее бедрам. Поддерживая ладонями ягодицы, он наклонил голову к дрожащему полуоткрытому рту, поцеловал сначала легко, как будто это был ее первый поцелуй, потом медленно, постепенно усиливая давление, дразня, дожидаясь ответа.

Уитни стояла перед ним без блузки, закинув голые руки ему на шею; она стала его целовать в ответ, закрыв глаза, смущенная тем, что сдается. Уступчивость была неизбежна, однако Уитни чувствовала, что почему-то должна сдерживать себя, не отдаваться полностью… Но ведь он ее муж, он имеет право так ее держать — интимно прижавшись всем телом…

Каттер положил одну руку ей на живот, другая обожгла голую спину, пальцы подцепили кружевные бретельки, и нижняя рубашка упала, открыв груди. Вместо того чтобы накрыть их ладонями, он погладил узкие плечи, пробрался под растрепанные локоны, поиграл завитками волос. Он сжимал шелковые волокна, они цеплялись за руку, он запрокинул ее голову и перенес губы на изгиб шеи под подбородком.

— Каттер, — простонала она и уперлась руками ему в плечи. Какая-то часть ее существа все еще сопротивлялась, но сжатый узел внутри уже распрямился и рвался наружу.

— Да, любимая? — Он вдохнул сладкий запах шелковой кожи. — Ты готова? Господи, а я готов с того момента, как в первый раз тебя увидел…

Слова затерялись в путанице завитков на виске, потом губы оказались на ее губах. Он поцеловал глубоко, язык пламени прожег ее насквозь. Уитни не понимала, как можно это вынести, она трепетала и чувствовала, что он тоже дрожит. Обжигая шелковую кожу, его руки медленно спустились к ребрам, подхватили кружево нижней рубашки, он снял ее через голову и бросил на пол. Холодный воздух студил плечи, но Уитни горела огнем. О Боже, как можно сопротивляться этим рукам, когда они гладят ее груди и пальцы искусительно задерживаются на отвердевших сосках?

От них огонь промчался вниз, сквозь живот до самых кончиков пальцев, и она так ослабела, что упала бы, если

бы Каттер не подхватил ее на руки.

— Каттер! Каттер, я больше не могу… это просто… пожалуйста… — шептала она, сама не зная, о чем просит, но зная, что у него есть ответ.

— Я знаю, любимая, знаю, — бормотал он низким, охрипшим голосом. — Я просто подержу тебя… где там у нас пуговица на юбке? А, вот она… нет, любимая… ну вот, сняли…

Он не в первый раз видел ее обнаженной, но Уитни почему-то смутилась и покраснела, когда остатки одежды соскользнули с нее и шелковой лужицей улеглись возле ног. Она инстинктивно прикрылась руками, и Каттер их мягко отнял.

— Не надо, не закрывайся от меня, тигренок, — густым, волнующим голосом сказал он, словно обласкал разгоряченные щеки. — Не прячься. Я собираюсь поцеловать тебя, вот и все. Открой ротик… дай тебя попробовать. Ты вся как мед, мягкая, сладкая… все хорошо. Это только рука, это рука до тебя дотронулась, вот здесь, где атлас и шелк… разве тебе не нравится?

Голова закружилась, все чувства взбунтовались — его ладонь оказалась между ног, она поглаживала кругами, отчего по телу пробегала дрожь. Она вцепилась в него, забыв про стыд, под пальцами оказалась рубашка — она смутно понимала, что он полностью одет, а она обнажена, но это почему-то не имело значения. Значение имел только жар, разбежавшийся по телу, вибрирующему под его рукой. Она вскрикнула.

Тяжело дыша, смущаясь оттого, что не понимает, откуда эта потребность быть еще ближе к нему, Уитни почувствовала, что его руки подхватили ее, ноги прошагали по комнате, и под спиной оказалась перина. Каттер прижался губами ко рту в глубоком поцелуе, рука вернулась на место и продолжила ласки, отчего Уитни закружилась, как лист в водовороте.

Рука исчезла, и Уитни открыла глаза — она увидела, что он нетерпеливо срывает с себя одежду, рвет пуговицы на рубашке и жилете, выпрыгивает из штанов. Она поскорее закрыла глаза. Матрас прогнулся под его телом, он притянул ее к себе — он лег не сверху, а рядом, уместив длинную ногу между ее ногами.

— Каттер…

Голос был похож на рыдание; Каттер вдавил ее в угол между согнутыми коленями и плоским животом, чтобы она ощутила его жар. Он прерывисто дышал, голос срывался.

— Уитни, посмотри на меня. — Она отвернулась, не желая смотреть на четкие линии его тела. — Тигриные глазки, посмотрите на меня — или ты боишься?

— Боюсь, — с силой сказала она в раскаленное пространство между их телами, и Каттер засмеялся.

— А я думал, ты ничего не боишься, — пошутил он и слегка отодвинулся — между ними прошелестел ветерок. Он приподнял ей подбородок, она была вынуждена встретиться с ним глазами, зелеными и текучими от желания. — Тебе нечего бояться. До сих пор я не причинял тебе вреда… как мог бы, — быстро добавил он, увидев протест в ее глазах, — а сейчас совсем не хочу как-то обидеть.

Он взял обе кисти в свою руку, провел ими по своей груди, вниз по животу, потом еще ниже. Уитни услышала, как он захлебнулся, когда она провела по нему рукой.

— Ну вот, — сказал он, когда снова обрел возможность говорить, — не так уж плохо, верно?

Она кивнула, спутанные волосы пощекотали ему подбородок, он расцепил пальцы, державшие ее руки, и слегка подвинулся. Подумал: бедный тигренок, она все еще боится. Странно, но он чувствовал себя так, как будто сам впервые испытал страсть. Это было удивительное чувство: прилив жара, от которого он содрогался, вызывал желание доставить ей удовольствие. Он надеялся, что она простит его за то, как он себя повел, когда она в первый раз хотела поведать ему свои страхи. Тогда он не стал слушать, но сейчас был весь внимание…