Непорочное зачатие

Туголукова Инна

8

Время шло, и строить из себя недотрогу больше было нельзя: нелепо и опасно — Борису могла надоесть вся эта затянувшаяся канитель с невинностью. Конечно, полная капитуляция влекла за собой проблемы куда более серьезные — получив желаемое, Борис вряд ли захочет кардинально перестраивать свою жизнь. Зачем ворошить муравейник, если и так все складывается как нельзя лучше.

Впрочем, Зульфия никогда не любила прогнозировать неприятности и боролась с ними по мере поступления.

Пришла пора действовать, а там будет видно.

Все произошло под теми самыми соснами, где предполагалось пить утренний кофе. Исходили любовными трелями соловьи, одуряюще пахла сирень, и они накинулись друг на друга как изголодавшиеся, истомившиеся звери.

Зульфие понравилось, и она никак не могла насытиться Борисом, с готовностью отдаваясь теперь уже и в машине, и в кабинете, и на подоконнике в подъезде.

Быстрый секс был острым, но полностью не удовлетворял, оставляя к тому же чувство униженности. Хотелось широкой мягкой постели, долгих неспешных ласк, изобретательной изнуряющей любви.

Как Зульфия и опасалась, Борис безмятежно плыл по течению жизни, не мучась сомнениями, и, похоже, не собирался обременять себя ненужными проблемами.

Своим изощренным умом Зульфия понимала, что Женя знает о ее существовании: не может женщина не знать, не чувствовать, что у нее появилась соперница. Значит, не хочет отпускать, делает вид, что ничего не происходит, и ждет, когда все завершится само собой. И ведь дождется, если она, Зульфия, упустит момент, пока еще чувства остры и желанны.

План был воистину дьявольский. Зульфия все продумала, предусмотрела каждую мелочь: Женя получает тривиальное анонимное письмо, из которого узнает, что у мужа есть любовница, причем не простая, а уже основательно беременная.

Главная фишка заключалась в том, что письмо это она должна прочитать на глазах у Бориса, а значит, деваться им обоим будет уже просто некуда.

План имел одно уязвимое место — он требовал сообщника, надежного и не способного в будущем использовать полученную информацию в своих интересах. Но она и здесь полностью себя обезопасила, доверившись младшей сестре отца — Раиле, которая не предала бы ее и под пыткой.

В назначенный день заговорщицы, прекрасно осведомленные обо всех передвижениях Бориса и уверенные, что Женя уже дома, стояли на лестничной площадке позади лифтов на их этаже, смотрели в окно и тихо переговаривались.

И когда во двор въехал джип Бориса, Раиля позвонила в дверь квартиры и вручила Жене своею рукой написанное «заказное» письмо и «квитанцию», в которой та и расписалась, закрыла дверь и прямо в прихожей вскрыла большой белый конверт, адресованный ей, Мишуткиной Евгении Анатольевне, лично.

Когда Борис вошел в квартиру, она так и стояла с письмом в руках, не в силах оторвать взгляд от сакраментальной фразы: «И вот теперь, когда должен родиться ребенок…»

—

Что читаем? — бодро осведомился Борис и осекся, встретившись с ее глазами.

Женя молча протянула ему анонимку, пальцы предательски дрожали, и она сжала руки.

Борис все сразу понял, скомкал бумагу, отшвырнул и шагнул к ней.

— Женя, ну что за ерунда! Разве можно…

Но она прервала его, замахала руками:

— Молчи, молчи! И уходи, Борис, сейчас же, сразу…

Она зажала рот ладонью, чувствуя, что голос начинает срываться на истерические ноты, а из глаз вот-вот брызнут слезы, и отошла к окну.

Борис минуту постоял в раздумье и достал с антресолей две большие дорожные сумки.

Женя невидящими глазами смотрела в окно, слушала, как он ходит по квартире, и думала, что могла бы кинуться к нему, вцепиться, удержать, но нельзя, нельзя, потому что вот появился этот неизвестный ребенок и все перечеркнул, разрушил и переменил.

Борис собрал свои вещи, с хрустом затянул молнии, взглянул на Женину напряженную спину и навсегда ушел из ее жизни.

9

Для всех, кроме Таньки и Анны Вениаминовны, Женин развод был как гром среди ясного неба, хотя внешне ничего не изменилось, имущественных вопросов никто, естественно, не поднимал.

Женя осталась в своей двухкомнатной квартире, а Борис переехал в почти уже готовый загородный дом.

Жизнь продолжалась, но никак не входила в привычную колею, то есть она влачилась вдоль этой самой наезженной колеи, но потеряла смысл и привлекательность.

Женя по-прежнему много работала и почти никогда не оставалась одна, опекаемая и оберегаемая близкими людьми, но все видели, как ей тяжело и одиноко.

Больше всех старалась Татьяна, пыталась вовлечь Женю в круговорот своей веселой жизни, но тоже безуспешно.

Пришло еще одно лето, какое-то уж очень жаркое в этом году. Горели леса, и Москву затянуло серой удушливой мглой.

Подруги сидели в Женином кабинете. Тихо шелестел кондиционер, в запотевших стаканах темнел черешневый сок, и Татьяна рассказывала о своем новом недавно приобретенном приятеле, бывшем кэгэбэшнике, а ныне депутате Государственной Думы с символическим при подобном биографическом раскладе именем — Феликс Прожога.

— Зовет отдохнуть пару недель в доме отдыха. Есть у них один шикарный где-то под Домодедовом, «Бор» называется…

Женя слушала вполуха, погруженная в свои невеселые мысли, как вдруг Танька хлопнула себя ладонью по лбу и возопила так, что Женя аж подпрыгнула в кресле:

— Слушай! Давай поедем вместе! Скажу Прожоге, чтобы взял три путевки. Два года не отдыхали! А там бассейн, сауна, тренажеры, закрытая территория, приличная публика. Соснами подышим. Прожога говорит, там дыма нет… А, Жень?..