Непорочность
Шрифт:
– Могу поспорить, вы бы с радостью исполнили роль патологоанатома. – Она говорила так тихо, что человеческое ухо не разобрало бы этих слов. Но Кальдерон, мнивший себя сверхчеловеком, расслышал и мрачно улыбнулся. Господи, как можно на что-то надеяться?
– Все маленькие мальчики обожают заниматься этим, особенно если есть послушная маленькая девочка для опытов.
– Очень сексуально. Но среди женщин тоже встречаются врачи.
– Только не ты! – Он пронзил ее взглядом. – Недоучившаяся медсестра. Ты больше подходишь на роль идеального пациента.
Мэри Фрэнсис подумала,
– Какое разнообразие, не правда ли? – Это был его единственный комментарий.
«Он настоящее чудовище!» – подумала Мэри Фрэнсис, опуская глаза, когда он обратил ее внимание на устройство, напоминающее гимнастического «козла», только с кожаными ремешками у основания каждой из четырех ног.
– Не утруждайтесь – резко произнесла она. – Я знаю, для чего это предназначено.
Уэбб Кальдерон вынул из чехла толстую бамбуковую палку и ловким движением ударил по «козлу».
– Целью публичной порки было скорее унизить жертву, а не выбить из нее признание, – произнес он. – Ты знала об этом?
«Запугивает», – успокоила она себя. Уэбб Кальдерон известен всему миру как торговец антиквариатом.
Эта комната пыток – часть его галереи, а все экспонаты – подлинные, многие, наверное, бесценны. Он ни за что на свете не станет подвергать их риску, даже этого нелепого «козла». Мэри Фрэнсис немного разбиралась в людях: она знала, что чем дольше и, громче угрожают, тем менее вероятно, что угрозы будут выполнены. Он угрожает уже слишком долго. Если бы он действительно хотел подвергнуть ее пыткам, он давно занялся этим, а не разводил бы пустые разговоры. Они же в двадцатом веке! Сейчас не пользуются дыбой, чтобы заставить человека говорить. Сейчас используют содиум пентанол.
Удовлетворенная этим выводом и полностью уверенная, что права, она немного расслабилась. Дома всегда ценили ее способность трезво мыслить. Это было еще одним доводом в пользу предопределенного ей в силу семейной традиции жизненного пути. Но никто не подозревал о ее тайной чувственности. Она хранила эту тайну в глубинах души и была уверена, что, когда поступит в монастырь и очистится, ее фантазии чудодейственным образом прекратятся сами собой. Она молилась об этом, но что-то надломилось в ее душе. По мере того, как шли годы послушничества, она все яснее осознавала, чем ее вынуждают пожертвовать. Сразу после посвящения она получит собственную келью, новое имя и должна будет провести долгое время в строгом затворничестве, полностью подчинив себе мысли и обуздав свое буйное сексуальное воображение…
– Любого можно заставить говорить, – продолжил он, повторяя угрозу, высказанную ранее.
От звонкого металлического звука сердце ее сжалось, Он опять
Мэри Фрэнсис услышала негромкий свист и глухой удар и только тогда сообразила, что он метнул кинжал. У противоположной стены галереи стоял большой деревянный крест, на котором вполне мог разместиться взрослый человек. Однако поперечины его были: соединены не под прямым, а под острым углом – в виде буквы «Х». Кинжал вонзился Точно в центр перекладин, клинок глубоко вошел в древнее дерево.
Мэри Феэнсис показалось, что она слышит крики людей, замученных на этом кресте. Она не сразу заметила, что Кальдерон пересек комнату и высвободил кинжал. Все ее внимание сосредоточилось на другом: она во все глаза смотрела на крест.
– «Крест Святого Эндрю»? – спросила она и разом вспомнила все, что читала о его применении. Крест использовали главным образом для женщин. Пытки носили сексуальный характер, включая дефлорацию, о которой он говорил. Но и мужчины на кресте подвергались не менее страшным мукам.
– Ты знаешь про этот крест? – Золотистые за витки упали ему на лоб, придавая странно-беззаботный вид. Даже мальчишеский.
«Вид обездоленного ребенка», – подумала она, глядя как быстрым движением он откинул волосы со лба.
– Этот крест стали применять в расцвет инквизиции, – продолжал он, не замечая ее пронзительного взгляда, – чтобы вынудить ведьм и еретиков сознаться в грехах и молить о быстрой, милосердной смерти. Говорят, при его помощи совершались самые изощренные пытки.
«Чем и объясняется его притягательность для тебя», – подумала Мэри Фрэнсис.
– Почему бы не привязать меня к столбу и не сжечь? Это было бы намного проще. Разве нет?
– Разумеется, только для этого не требуется ни капли воображения.
Он опять скользнул по ней горящим взглядом. Мэри Фрэнсис подумала: если он будет так смотреть, привязывать к столбу ее не понадобится – произойдет самовозгорание.
Следующая догадка встревожила ее еще больше. Этот человек с опасной легкостью проник в такие глубины ее души, куда она никого никогда не допускала. От одного его взгляда сердце начинало бешено колотиться в груди. Разумеется, адреналин. Но проще всего было бы объяснить это страхом. Если бы она не подозревала его в смерти сестры, если бы они встретились при иных обстоятельствах, она бы увлеклась им без памяти.
ЭTO было ясно как божий день. Непонятно было другое: почему? Монахини учили ее, что нет ничего более соблазнительного, неотразимого, чем зло во всех его ипостасях, но неужели…
«Колыбель Люцифера» тихонько скрипнула покачиваясь на цепях.
– Не сомневаюсь, вашему воображению здесь есть где разгуляться; – пробормотала Мэри Фрэнсис, отвечая на его слова.
Если он и уловил горечь в ее словах, то ничем не выдал этого. Она ожидала резких слов, предостерегающего взгляда, но вместо этого он вернулся на прежнее место, беззвучно вставил клинок в ножны и убрал кинжал в витрину.