Неповторимое. Книга 5
Шрифт:
С наступлением темноты рота переехала на БМП через реку на левый берег, сосредоточилась в условленном месте и выслала вперед четыре поста. Когда два первых поста стали на своих высотах справа и слева у входа в ущелье — рота подтянулась к ущелью и стала ждать доклада двух других. Около трех часов ночи эти посты доложили, что позиции заняты и что все вокруг тихо, но осмотром в бинокли ночного видения обнаружено у последнего дома кишлака небольшое движение (что конкретно разобрать было сложно).
Получив донесения от всех постов, что они заняли позиции и, следовательно, ущелье сблокировано, ротный с группой захвата
Командир роты сделал вывод, что это именно те самые главари, которые должны быть схвачены. Принимается решение — преследовать.
Когда подошли к следующему кишлаку, уже совсем рассвело. Начали прочесывать дворы. Рота расползлась по селению. Вдруг справа и слева с высот начали бить сразу несколько крупнокалиберных пулеметов. Все солдаты и офицеры выскочили из дворов и домов и рассыпались вокруг кишлака, ища убежище где-то у подножия гор, откуда шла интенсивная стрельба. Это была роковая ошибка. Если бы рота укрылась в этих саманных домах и за толстыми дувалами, которые не пробиваются не только крупнокалиберными пулеметами, но и гранатометом, то личный состав мог бы вести бой и сутки, и больше, пока не подошла бы помощь.
В первые же минуты был убит командир роты и разбита радиостанция. Это внесло еще больший разлад в действия. Личный состав метался у подножия гор, где не было ни камней, ни кустика, которые бы укрыли от свинцового ливня. Большая часть людей была перебита, остальные ранены.
И тогда душманы спустились с гор. Их было десять — двенадцать человек. Они посовещались. Затем один забрался на крышу и стал вести наблюдение, двое ушли по дороге в соседний кишлак (он был в километре), а остальные начали обходить наших солдат. Раненых, набросив им на ступню ноги петлю из ремня, волоком подтаскивали ближе к кишлаку, а всем убитым делали контрольный выстрел в голову.
Приблизительно через час двое вернулись, но уже в сопровождении девяти подростков в возрасте десяти — пятнадцати лет и трех больших собак — афганских овчарок. Предводители дали им определенное наставление, и те с визгом и криками бросились добивать наших раненых ножами, кинжалами и топориками. Собаки грызли наших солдат за горло, мальчишки отрубали им руки и ноги, отрезали носы, уши, распарывали животы, выкалывали глаза. А взрослые подбадривали их и одобрительно смеялись.
Через тридцать-сорок минут все закончилось. Собаки облизывались. Два подростка постарше отрубили две головы, нанизали их на кол, подняли, как знамя, и вся команда остервенелых палачей и садистов отправилась обратно в кишлак, прихватив с собой все оружие погибших.
А в это время сержант Турчин сидел в зарослях камыша по уши в воде. Здесь застал его первый обстрел. И он, инстинктивно ища защиту, а также наблюдая, что вокруг происходит, решил укрыться в камыше, в готовности
В середине дня прибыла наша бронегруппа. К исходу дня — резерв батальона и комбат. А утром начали вывозить убитых и изуродованных.
Не так давно мне посчастливилось случайно повидаться с бывшим сержантом Турчиным. Так сложились обстоятельства, что я не смог поговорить с ним обстоятельно, о чем я очень сожалею. Но надеюсь еще встретиться с ним и прояснить некоторые детали.
А меня в то время и сейчас больше всего интересует — как и где похоронены погибшие, что сделано для оказания помощи их близким и родным? Думаю, отыщу каналы, чтобы до конца высветить трагедию Мароварского ущелья.
Тогда же, когда мы восстанавливали эту трагедию, я спросил у комбрига:
— Что еще конкретно сделано, кроме того что собрали и вывезли всех убитых и спасли сержанта?
— Будем отправлять всех погибших в Ташкент. Это подготовлено.
— Это ясно. А что еще предпринято, в частности, в отношении мятежников?
— Пока ничего.
Я прямо из Асадабада отдал распоряжение на Центр боевого управления армии о снаряжении боевых самолетов с задачей — сегодня полностью уничтожить кишлак, в котором укрылись душманы. И хотя он находился в километре от госграницы, я подтвердил свое решение и добавил, что буду находиться в Асадабаде до тех пор, пока не увижу и не услышу действия нашей авиации.
Действительно, через три часа после поставленной задачи эскадрилья бомбардировщиков нанесла мощный удар по кишлаку и разнесла осиное гнездо в прах. А месяца через четыре офицер нашего разведывательного центра предложил мне встретиться и поговорить с одним афганцем-торговцем из Асадабада.
Встреча состоялась на нашей советской площадке Кабульского аэропорта, что, безусловно, произвело впечатление на собеседника. Беседа велась втроем — в роли переводчика выступал офицер разведцентра.
Разговор начался с того, что торговец сделал подробное представление о себе и своих близких. Зовут его Магомед, и он своим именем гордится. Отец его похоронен в Кабуле. А сейчас в столице проживает его дядя — родной брат отца. Как выяснилось, об этом он сказал неспроста, потому что сразу за этим сообщил, что на дочери его дяди женат министр энергетики ДРА Пактин (я его прекрасно знал) — знай, мол, с кем имеешь дело. Потом добавил, что его два брата тоже заняты, как и он, торговлей. Один — в столице Пакистана Исламабаде, второй — в Мазари-Шарифе.
Надо иметь в виду, что во время войны торговцы занимались куплей-продажей не только различных товаров, но и различной информации. Фактически обычно они для разведок являлись хорошим информационным каналом. Что интересно — изворотливые и весьма смышленые торговцы умудрялись одновременно работать на несколько разведок, причем работали «добросовестно» и без зазрения совести. Так было всегда и везде, а на Ближнем и Среднем Востоке в особенности.
Вот и мой новый знакомый, говоря обо всем этом, дал мне понять, что он для меня может представлять особую ценность. В свою очередь, и я в конце встречи прозрачно ему намекнул, что мы будем рады, если господин Магомед будет поддерживать дружеские связи с нашим офицером. Имелось в виду разведчиком.