Неповторимое. Книга 5

Варенников Валентин Иванович

В ходе беседы Магомед посетовал на войну, что она уносит его большие выручки. Не о гибели безвинных людей говорил, а сокрушался о своей выручке, хотя в любые времена на войне в самом выгодном положении всегда оказывались торговцы и мародеры, правда, после политиков, которые своей жизнью вообще не рисковали. Вот и мой собеседник в этой всеобщей громадной беде, где людей убивают, как баранов, где действительно в прямом смысле течет кровь, а в жару она на броне и на камнях не застывает так быстро, как в стужу, — в этом тяжелом дыхании войны он не улавливал трагичной ноты, как не замечал и крови. Это его не интересовало. Он озабочен был лишь утраченной возможностью получить побольше денег.

Ну, ладно — то была война и перед

нами делец, который до мозга костей проникся одной страстью — деньги! И она заслонила у него все. Но ведь сейчас у нас в России войны нет, и Чечня, пусть временно, но перестала взрываться, хотя и шевелится, как и весь Северный Кавказ. Войны в России нет, а людей убивают, и помногу. Войны нет, а людям привили нравы того торговца: одна дума — о деньгах. Правда, только часть общества полностью поглощена стремлением, как им урвать еще, переделить еще раз уже дважды в государственном масштабе переделенное народное имущество. А вторая часть думает, как выжить: товаропроизводитель — как бы не обанкротиться и чтобы его не проглотили «акулы»; рабочий, крестьянин, ученый, педагог, врач, воин и т. п. — как бы не умереть, найти источник поддержать свою семью; пенсионер и даже ветеран Великой Отечественной войны, доведенный до отчаяния, не знает, где раздобыть хотя бы минимум денег на лекарства, которые сегодня достигли бешеных цен. Да и продовольствие — тоже. До 2000 года ежедневно цены даже на самые необходимые для жизни человека продукты только прыгали вверх. В 1994 году они взлетели вместе со взлетом цены доллара по отношению к рублю почти в два раза, а после 17 августа 1998 года — в четыре, а кое-где и в пять раз. Но если доллар как-то сумели «охладить» и заставили его вернуться хоть и не в первоначальное положение, но сползти со своего «пика», то цены вслед за этим отнюдь не снизились. Они лишь слегка заморозились, а потом «тихо-мирно» вновь поползли вверх.

А самое главное — за эти десять лет появилось новое племя людей, подобных моему афганскому знакомцу, для которых выручка и деньги превыше всего.

Так совпало, что тогда, к моменту нашей встречи с Магомедом, мы в течение мая 1985 года провели мощную Кунарскую операцию. И мне было интересно услышать от этого торговца его впечатление об этой операции. Зная склонность афганцев к преувеличению, особенно когда они хотят сделать приятное собеседнику, я не очень-то доверял его рассказу, даже когда он «заводил» себя и впадал в состояние аффектации. Однако же старался извлечь из этого мини-спектакля рациональное зерно для себя.

Торговец сказал, что ни моджахеды, ни пакистанцы-военные, ни он и его друзья по торговле ничего подобного не только не видели, но и не могли себе даже представить, хотя сам он — человек с большой фантазией. По его словам выходило, что «исламские комитеты», которые стояли над полевыми командирами, и сами полевые командиры — главари отрядов и их штабы — все, предназначенные для руководства моджахедами, в Кунарском ущелье были перебиты и в незначительных количествах сбежали в Пакистан. Были также уничтожены все склады с оружием и боеприпасами, причем не только непосредственно в Кунарском ущелье от Джелалабада до Барикота, но и в выходящих в него других малых ущельях, как, например, в ущелье Печдара.

Потом он подробно обрисовал картину по каждому району.

Я все больше и больше проникался к нему доверием, потому что он называл такие фамилии и приводил такие факты, которые действительно имели место. Он говорил, что особо эффективным, оказывается, было наше решение не обстреливать те кишлаки, куда местные жители не пускали банды мятежников. И на самом деле перед началом операции ко мне на командный пункт приходила группа старейшин из одного небольшого ущелья, где находилось четыре кишлака, с просьбой не обстреливать их. Я дал согласие, но в свою очередь сам поставил условие: в кишлаках не должно быть ни одного моджахеда и чтобы со стороны

их кишлаков не было ни одного выстрела. Кроме того, в случае, если правительственным или советским войскам, совершая маневр, придется проходить по их ущелью и кишлакам, то не должно быть никаких столкновений. Они согласились и заверили, что все будет выполнено. Я попросил их, чтобы они такую же работу провели и с другими их соплеменниками и соседями. Они пообещали, правда, не очень уверенно. Что же касается кишлаков на восточном берегу Кунара (т. е. ближе к границе с Пакистаном), то, по их мнению, это было делать бесполезно.

Этот факт мирного отношения к местным жителям был воспринят афганцами весьма положительно. И торговец, рассказывая об этом, совершенно не привирал.

Закончив повествование обо всей Кунарской операции, он вдруг переключился на событие, произошедшее в Мароварском ущелье. Вначале он сказал, что в это время сам лично был в Асадабаде, где у него имеется два дукана (магазина), и что он только привез из Пакистана дополнительно товар.

— А как, где и на чем ты переехал госграницу? — спросил я.

Торговец удивленно посмотрел на меня, потом на офицера-переводчика и невозмутимо ответил:

— То есть как где? Там же, где и все, кто едет на машине, — по основной магистрали Исламабад — Джелалабад. У меня большая крытая машина. Старенький «мерседес», но надежный. Уже служит много лет.

— Но ведь там пограничные посты с обеих сторон?! — воскликнул я. — Я же бывал там и сам все видел.

— Верно, посты есть. Если я еду из Исламабада, то вначале я проезжаю пакистанский пост, а затем афганский. Всегда так было, и так, надеюсь, и будет, слава Аллаху.

— И что же — совершенно беспрепятственно? — Я уже стал говорить с напряжением.

Заметив это, он спокойно ответил:

— Я не знаю, что вы имеете в виду, но те и другие пограничники проверяют у меня документы, затем я им плачу по сложившимся тарифам, они заглядывают в кузов, сверху, снизу — не везу ли я кого-нибудь, и затем я еду дальше. Правда, когда на пограничный пост приезжают какие-нибудь начальники, то мы поодаль выжидаем, когда они уедут. По маршруту меня обычно останавливают еще в двух-трех местах и отбирают немного продуктов или керосина. А так все нормально.

— Мы отвлеклись от главного. Давайте продолжим.

И Магомед подтвердил, что действительно на базаре в Асадабаде прошел слух, будто в одном из кишлаков должны были собраться главари отрядов моджахедов из ближайших районов и разработать под руководством исламского комитета план уничтожения воинских частей правительства и Советской Армии в Асадабаде. Однако слухи надо тщательно проверять. Они довольно часто подтверждаются, а иногда их распространяют специально, в расчете спровоцировать необдуманные действия. Так произошло и с Мароварским ущельем.

— Ваших туда заманили в засаду, а осведомитель, который работал на «шурави», исчез. Думаю, его убрали, т. е. убили моджахеды», — заметил торговец. А потом рассказал о возмездии, которое постигло организаторов провокации: — Ведь у нас все делается во имя Аллаха милостивого, милосердного. А он, Аллах, к убиению неверных не призывает. Сура 109-я Корана говорит: «У вас — ваша вера, и у меня — моя вера!» А 186-й параграф второй суры Корана говорит: «И сражайтесь на пути Аллаха с теми, кто сражается с вами, но не переступайте, — поистине, Аллах не любит преступающих!» И хоть Аллах милостивый и прощающий, но здесь налицо преступление — моджахеды преступили закон: они сами спровоцировали ваших к выступлению, сами организовали им западню, сами их перестреляли, а раненых и беззащитных зверски добили. Это претит исламу. И когда прилетели самолеты и уничтожили их кишлак и тех, кто преступил, то люди восприняли это как справедливое возмездие. Тем более что старики, женщины и маленькие дети были давно выведены на территорию Пакистана, т. е. они заранее готовили боевые действия.