Неповторимое. Книга 5
Шрифт:
Итак, на мой взгляд, необходимо (как шаги первостепенной важности):
Во-первых, ежедневное ведение воздушной и наземной радиационной разведки непосредственно в районе станции и прилегающего к ней промышленно-складского района. Такая разведка должна проводиться как минимум дважды в сутки. Все изменения должны докладываться «наверх» и в комиссию на месте.
Во-вторых, постоянное проведение радиационного и дозиметрического контроля среди личного состава и на объектах, ведение соответствующего учета.
В-третьих, организация дезактивации сооружений и территории АЭС (эти мероприятия кардинально отличались от таких же в 30-километровой зоне).
В-четвертых, то же самое, но в 30-километровой
В-пятых, одновременно с выполнением перечисленных задач провести обустройство всех прибывших в район катастрофы войск для ликвидации последствий аварии (а это десятки тысяч людей).
Решая вопросы дезактивации сооружений и территории АЭС, мы обязаны были совместно с Министерством энергетики (А. И. Майорец) и с ученым миром (А. П. Александров, Е. П. Велихов, В. А. Легасов и др.) искать пути тампонирования реактора и сбора разбросанных по плоским крышам зданий АЭС излучающих твел и других опасных элементов. И мы делали это, а затем уже контактировали с Минсредмашем и даже с министром угольной промышленности Михаилом Ивановичем Щадовым.
Кстати, большой труд был вложен в бетонирование ряда элементов, прилегающих непосредственно к разрушенному реактору снизу. Штольню (проходку) делали угольщики, а минсредмашевцы и минэнерговцы бетонировали, так сказать, строили подстилку (под разрушенный реактор) размером 30 на 30 метров и толщиной 2,5 метра. Это был тяжелейший труд. Мир узнал в свое время, что этих самоотверженных людей возила на работу на бронетранспортерах группа военных под руководством подполковника Бельченко.
Кроме того, военные обязаны были создать дезактивационные пункты при выезде из АЭС и вторично — из десятикилометровой зоны.
Далее необходимо было содействовать гражданским органам: в организации и проведении эвакуации; в поддержании порядка и недопущении мародерства в районах, где население эвакуировано; в укреплении правопорядка во всей чрезвычайной зоне.
Наконец, особую важность представляла проблема защиты водных ресурсов от радиоактивного заражения. В связи с этим предусматривалось строительство новых дамб и укрепление существующих, проведение обвалования реки Припяти и основных ее притоков.
Разъясняя все эти меры (кстати, Сергей Федорович Ахромеев внимательно слушал и не задавал никаких вопросов — видно, многое он услышал впервые), я логично подвел к одному весьма принципиальному выводу: катастрофа произошла в условиях двух положительных факторов. Первый фактор: 26 апреля — это пик вешних вод, поэтому облако взрыва, вылетев из кратера 4-го блока, поднявшись на километровую высоту, упало на пойму реки Припяти, переполненной быстро идущей в Днепр вешней водой. Миллиарды зараженных частиц угодили в воду. Вначале падали, естественно, тяжелые, затем — полегче, наконец, оседал дым — туман с микрочастицами. И все это поглотил могучий Днепр. Поэтому опасность, заключенная в облаке, фактически миновала. Анализ же воды в Днепре ниже впадения в него Припяти показал, что никаких отклонений не было до самого устья. Воду можно было пить.
Второй фактор — облако от взрыва легло также в основном на песчаную почву. А песок, как известно, обладает хорошими абсорбирующими свойствами и склонностью соединяться с нуклидами (радиационно опасными частицами). Поэтому там, где на почве был дерн, с ветром могла еще «гулять» радиационная пыль. Но где дерн был снят или вообще его не было, а имелись песчаные пролысины, — там можно было считать, что нуклиды схвачены. Осталось только перевернуть верхний слой почвы, как безопасность значительно повысится (разумеется, такие мероприятия могут проводиться только в местах скопления народа).
Учитывая два этих фактора, можно заранее отвергать любые программы-фолианты, рассчитанные в первую
Начальник Генштаба отнесся к моему докладу одобрительно и утвердил программу действий на июнь и июль месяцы. В эти месяцы по графику Генштаба еще продолжали прибывать в район катастрофы воинские части. Их надо было встретить, временно разместить, определить задачи и режим работы, одновременно организовать обустройство (точнее, строительство военного городка). А поскольку перспектива ведения здесь работ определялась не месяцами, а годами, то и обустройство войск проводилось соответствующее.
Утром 24 мая я вылетел из Москвы обратно в Чернобыль уже с основным составом оперативной группы и руководством Научного центра. На душе было спокойно, так как все вопросы предварительно на месте я уже на прошлой неделе обговорил. И сейчас летел, как домой. Предстояло только развести соответствующих начальников по объектам, определить им задачи и приступить к действиям.
В состав оперативной группы входили: генерал-лейтенант Г. С. Стародубов, генерал-лейтенант А. Д. Кунцевич, генерал-майор Г. В. Прокопчик, генерал-майор С. Н. Лиховидов, полковник В. С. Тушнов.
В числе Научного центра, кроме его руководителей — генералов А. К. Федорова, Б. П. Дутова и полковника Р.Ф.Разуванова, летели лица технического состава, взятые в основном из Института гражданской обороны и частично — Института химических войск. С их помощью уже с первых дней можно было наладить делопроизводство, издание документов, дежурство, передачу и принятие распоряжений, информации и т. д.
Мы приземлились, как и заказывалось, на военном аэродроме Овруч. Проехав в город и показав вместе с командованием дивизии место расположения Научного центра его руководителям, я вернулся на аэродром, пересел на поджидавший нас вертолет и отправился в Чернобыль. Полет занимал всего десять минут.
На всем лежала печать осиротелости. Все села — как вымерли, ни души. Не долетая до Чернобыля, я сказал, чтобы вертолет дал круг вокруг города Припять. Чудесный ультрасовременный, многоэтажный город с бассейнами, теннисными кортами и прочими спортивными площадками был мертв.
Перед посадкой я приказал несколько раз на небольшой высоте облететь разрушенный четвертый блок станции, чтобы можно было хорошо осмотреть картину катастрофы с правого борта.
Облетая саму АЭС, заметили только нескольких человек, и то у административного корпуса. Четвертый же блок был разворочен так, будто кто-то вырвал его нутро и при этом «наломал дров» рядом. Однако я почему-то ожидал большего, считал, что коль произошел взрыв реактора, то там уж если не Хиросима, то нечто тоже грандиозное в печальном смысле слова. Однако увиденное такого впечатления не оставляло. Позже, когда мы мотались на АЭС дважды в сутки, то обратили внимание на то, что внешне, если созерцать станцию с дороги, разрушения явно не были заметны. Однако это ядерное чрево еще дышало, и в атмосферу выбрасывались все новые и новые порции нуклидов, хотя и в небольших дозах.
На вертолетной площадке в Чернобыле уже было оживленно — люди, машины, мотоциклы и даже велосипеды. У многих на шее белеет упрощенный фильтр воздуха — при необходимости (если поднималась пыль или в особо опасной зоне) маска из бинта и ваты быстро натягивалась на рот и нос, гарантировала от попадания частиц изотопов урана, плутония, стронция и т. д. в легкие. Конечно, они многих спасали, но, к сожалению, помогли не всем. Так же, как и свинцовые листы на полу вертолета: хоть они и были толщиной в палец, а дозиметр во время нашего полета над АЭС показывал 10–15 рентген/час (!).