Неповторимый Ёлочкин
Шрифт:
– Помню, – далёким эхом отозвался Ёлочкин.
Феофан стряхнул своего укротителя со спины и, взмахнув крыльями, неспешно полетел навстречу светлеющему небу. Пшик взвалил на себя невесомое астральное тело хозяина и поволок его к подъезду. Там, пытаясь согреться, докуривала вторую пачку сигарет физическая оболочка Феди Ёлочкина.
Изольда Яковлевна была экзотическим плодом скоротечной любви нанайского оленевода и рафинированной студентки Танечки, пылко, но мимолётно увлечённой этносом народов Крайнего
Мезальянс даровал Изочке не только своеобразную внешность. Личность также получилась замысловатой. От матушки – столичная ухватистость; от батюшки -способность видеть то, что жителю мегаполиса видеть не досуг. При любом удобном случае Иза упрашивала отвезти её погостить к отцу. Там-то, в кочевых стойбищах, она и углядела крылатых лисиц, песцов и нерп. А однажды вернулась домой в сопровождении окрылённого олешка с печальными влажными глазами. В литературных кругах заговорили о феноменально талантливой девочке, пишущей мудрые притчи, веяло от которых вьюгой и вечной мерзлотой.
Потом прагматические начала взяли верх. Изольда ударилась в бизнес. Бизнес Изольды был замысловат, как и эклектичная её душа – реализация пегасов и пегасиков. Фирму "Пегас и Ко" зарегистрировали как сеть арт-кафе. Здесь танцевали, декламировали, представляли и выставлялись. О привлечении целевого покупателя Изольда Яковлевна пеклась неустанно. Дела шли ходко.
Как и во всяком бизнесе, не обходилось и без маленьких хитростей. Порой появлялись VIP-клиенты – по-старому "реальные пацаны". Требовали пегаса "покруче". От этих шарахались даже клыкастые хряки – пищали, жались к ногам и просились на ручки. Перед неопегашенными "пацанами" приходилось плясать джигу – "Лучшая модель, эксклюзив! А как вам хвостик? Чудесный хвостик, не правда ли?". "Пацаны" морщили лбы, вглядываясь в пустоту, но признать, что "чудесный хвостик" так и остался для них за гранью, считали ниже своего достоинства. Они одобряли хвостик и платили. Одним словом, забот хватало.
И всё же былое не отпускало. Взамен покинувшего её олешка Изольда приобрела розовощёкого поросёнка с мелкими острыми зубками. Под его жизнерадостное похрюкивание на досуге пописывала дамские детективы с элементами триллера.
Жизнь удалась!
Ей-то Федя и представил Феофана. Во-первых, в руках Изольды была сосредоточена база данных заинтересованных в пегасах лиц. Во-вторых, доводилось Ёлочкину листать подёрнутые пылью и забвением журналы с юношескими опусами Изольды Яковлевны. В глубине души Фёдор надеялся, что хищный поросёнок будет с позором изгнан.
Феофан на леди-босс смотрел равнодушно. Императрица перед гостем робела. Пара явно не сложилась.
Проводя Пегаса в курящийся свечами и сигаретным дымом зал, Изольда взялась за дело.
– Мужчина за вторым столиком. Сюрреалистические
– Он меня пропьёт! – Феофан скривился. – Вижу крысёнка его, в бутылке булькает. Следующий.
– Паренёк у барной стойки. Только представьте, в пантомиме играет Гамлета!
Феофан склонил голову набок.
– Тупиковый вариант. Почил на лаврах. Да и в мимы подался от головы, не от сердца. Он же у вас половину букв не выговаривает! А сам декламаторам завидует. Нет, не мой расклад.
– Тогда… – Изольда метнула по залу растерянный взгляд. – Наше чудо, Гермиона. Пророчествует посредствам картин… Так говорят. Правда, общаться с ней трудновато, сплошные шарады и ребусы.
Пегас недобро ухмыльнулся.
– Кто говорит? Агент, по совместительству папочка?! Вы на её тонкое тело гляньте!
Изольда с Федей послушно повернули головы в сторону худощавой, погружённой в вечный транс брюнетки. Мгновение – и за столиком на месте культовой художницы сидела девочка лет пяти. Лысая, но почему-то с гигантским бантом на макушке. Она самозабвенно грызла фломастер и сотрясала воздух непрестанным гы-ы-ы. По подбородку тянулась окрасившаяся в зелёный цвет слюнка.
– Простите, – стушевалась леди-босс. – Я подозревала, но… Кое-кто в её бреду отыскивал сакральный смысл.
– Ладно, – Феофан махнул хвостом. – Полечу, пожалуй. В другой раз загляну.
Он направился к высокому витражному окну. Ветер с готовностью хорошо вышколенного швейцара распахнул раму. На пол цветистым фейерверком брызнули осколки. В зале завизжали, повскакивали с мест, поднялась паника. Никто не заметил в оконном проёме зыбкий силуэт крылатого коня с растёкшейся по ночной прохладе гривой. Не удивительно, каждый видел только своего пегасика – кривенького, косенького – зато оплаченного кровными.
Фёдор хотел что-то сказать, обернулся и оторопел – императрица неотрывно смотрела в черноту разбитого окна, где только что рассеялся белёсый туман, взбаламученный радужными крыльями. Такой жгучей тоски в этих раскосых северных глазах ему видеть не приходилось.
В "Пегасов" Феофан наведывался частенько. Влетал в гостеприимно распахнутое окно, жадно обводил блестящими очами зал и вылетал прочь.
Изольду лихорадило. Словно ошалевшая от неразделённой любви восьмиклассница, она худела, дрожала и взирала на Феофана красными от бессонницы сухими глазами. Зубастый поросёнок впал в немилость. Хозяйка гоняла его остервенелыми пинками, и, наконец, разорвав контракт с издательством, перестала кормить.
Туго приходилось и Ёлочкину. В груди стонало и ныло неизлитое Вдохновение, показанное однажды безжалостным Пегасом. Ворочался, бил неокрепшими ножками шедевр. Силился вырваться наружу. Налюбовался в те дни Ёлочкин на алмазное небо с овчинку – мучительные схватки, выматывающие потуги и… ничего. Только пачки растерзанных в пух и перья листов бумаги, да сотни стёртых файлов.
Терзался и Пшик. Сунувшись раз к страдальцу с утешениями, он только открыл пасть, тут же получил отповедь:
– Про что напеть хочешь? Про свечу, которая горела на столе? Или новенькое чего притащил – про тапочки в клеточку?! Надоел!