Неправильная Золушка
Шрифт:
Свободу.
Жаль только, что до этого момента может произойти все, что угодно. Быть постельной игрушкой, пусть даже и самого императора, мне вообще не хотелось. Не представляла, что это такое — лечь в постель с нелюбимым и более того, призираемым человеком, которого боишься до ужаса.
Отдать ему свою честь на растерзание? Кому я тогда потом буду нужна?
Так и остаться одной до конца жизни? Жизнь ли это будет?
Прекрасно осознавала, на что меня обрекли, не поинтересовавшись моим личным мнением на этот счет, но между той жизнью, что ждет меня в будущем, и жизнями моей семьи я всегда выберу второе, потому
Мне жаль Дамиана. Несмотря ни на что, мне было жаль его, потому что желать кому-то смерти я не могла. Целителей не так воспитывают. Нас учат, что чужая жизнь — это дар. И мы сохраняем этот дар, каким бы плохим ни был человек. Наше дело вылечить, а все остальное — на суд Всевышнего.
Не мог не волновать меня и лорд Ранисах Арокос. Его пристальное внимание сбивало меня с толку. Он узнал меня и хотел во что бы то ни стало докопаться до истины. Мужчина уже понял, что именно я видела на берегу Реверонга, но хотел услышать это от меня. До сих пор не знал, что я родом из Реверонга. Предполагал, что являюсь шпионкой Дамиана, но он присутствовал на коронации, а значит, теперь знает имя рода, к которому я отношусь, пусть и не кровно. Сейчас ему не составит труда выяснить все обо мне и моей семье, но мне это ничем не поможет. Я не перестану быть для него угрозой, и вчера мне это наглядно продемонстрировали.
Бедная Берта. Мне было так сильно жаль девушку, но я бы не успела ей помочь. Такие ранения уносят жизнь за секунды, а значит, она умерла бы еще до того, как я добежала бы до нее. Не представляла, что творится сейчас с Оливией, но зато прекрасно знала, что для лорда Арокос я стала первой претенденткой на смерть. Свидетельница двух убийств, которой здесь, в империи, запросто поверят, расскажи я кому-то правду. Пока не думала над тем, буду ли держать язык за зубами по поводу ночного происшествия. Неизвестно, во дворце ли до сих пор находится лорд Арокос.
Но один разговор меня точно ждет. Придворный служитель однозначно вчера сказал, что записку мне передала моя служанка. Не может быть, чтобы лорд Арокос появился вчера в саду случайно. Скорее всего, записка — его рук дело, но Гелу ко всему этому навряд ли приплели случайно. Ранисах, насколько мне известно, долго жил при дворе, а значит, они могут быть давно знакомы. Возможно ли такое, что письмо, написанное для Оливии, попало от Гелы в его руки? Именно это мне и предстояло узнать.
Последним, что завершало мой личный список волнений, был Реверонг. Никогда бы не подумала, что именно от меня будет зависеть его сохранность и нейтралитет по отношению к империи, но Оливия ясно дала понять, что именно нам предстоит стать той несокрушимой стеной, что встанет между королевством и Дамианом. И мне действительно хотелось сохранить Реверонг, потому что это мой дом и потому что независимость обошлась жителям королевства слишком дорого. В конце концов, мне еще предстояло туда вернуться — я в это верила.
Стопы зябли и были черными от пыли, которая устилала пол королевского склепа. Затаив дыхание, я осторожно ступала по ледяным ступеням, все больше щурясь от солнца, что стояло уже высоко. Сколько я проспала? Неужели утро уже давно передало бразды правления полдню?
Выходить из склепа на самом деле было страшно. Спешно оглядывалась по сторонам, отчего-то представляя, что
Шла медленно. То и дело оглядывалась по сторонам. Сердце колотилось испуганной птицей, а от каждого шороха я подпрыгивала на месте. Так и до дворца не дойду — свалюсь где-нибудь с сердечным приступом.
Я увидела его еще издалека. И не только императора, но и его гвардейцев. Дамиан сидел прямо на балюстраде, что-то удерживая в своих руках. Казалось, он не видит ничего и никого вокруг, в то время как часть гвардейцев стояли за его спиной, словно статуи, а другие в это время сновали по дорожкам, что-то выискивая.
Я не побежала. Все так же продолжала идти, прекрасно понимая, что меня ждет очередная взбучка. Наверняка мужчина уже обвинил меня в побеге, но другого я и не ожидала.
Чем ближе я подходила, тем четче видела тот самый наряд, в который он был облачен вечером. Только камзол где-то потерялся, а ворот белой рубашки был расстегнут. В его руках я с удивлением заметила свою потерянную туфельку. Правда, только одну. Именно ее он и гипнотизировал взглядом, будто она могла ему рассказать о том, куда я пропала.
— Доброе утро, Ваше Императорское Величество, — остановилась я недалеко от него, приседая в нелепом реверансе.
Платье мое было порвано и местами свисало клочьями. Белые чулки стали черными, а то, что осталось от волос, едва ли можно было назвать прической.
Сжав в руках потерянную мною туфельку, мужчина вскинулся, а потом и вовсе спрыгнул с балюстрады прямо на траву, не утруждая себя тем, чтобы дойти до ступенек. Он спешно приближался — я отмечала это краем глаза, потому как голова моя тоже была опущена. Так и замерла в реверансе, ожидая разрешения подняться, но оно не последовало.
Боль — первое, что я испытала, когда пальцы его дернули за мои волосы, поднимая и вынуждая меня запрокинуть голову. Вторая его рука впилась в мою талию, тогда как туфелька полетела на землю. Чужой поцелуй безумием обжег губы, поглотил мой крик, заглушил так и не успевшее выскользнуть сопротивление. Да и не было сил сопротивляться, но на жестокие касания я не отвечала. Так и замерла изломанной куклой, стараясь отстраниться от Дамиана.
Он сам прервал поцелуй. В широко распахнутых глазах я читала и гнев, и облегчение, и ярость, и тысячи эмоций, что никогда не смогла бы описать словами. Губы его искривились в тонкой линии, но император не сказал мне ни слова. Казалось, что пророни я хоть звук, и тут же пожалею об этом, а потому я молчала. Лишь вздрогнула, едва рассерженный голос Дамиана ворвался в парк:
— Матид уже догнал дормез этого щенка?
— Почти, Ваше Величество, — затравленно ответил один из гвардейцев, вытянувшись, словно по струнке. — Мы передали ваш приказ доставить всех живыми.
— Больше в этом нет необходимости, — отрезал Дамиан, по-прежнему глядя мне в глаза. — Убить.
Сердце мое предательски дрогнуло.
Глава 11. Голос разума всегда противоречит сердцу
Ранисах