Неправильный лекарь. Том 1
Шрифт:
Несмотря на то, как Гааз пытался урыть в кучу навоза отца и всё его начинание, у него так и не получилось. Общим решением коллегии было снять первый пункт обвинения. Уже очень неплохо, значит клинику не закроют, а отца не предадут анафеме.
Следом за первым пунктом приступили к обсуждению пункта второго, вопрос о моей дееспособности в качестве лекаря, имеющего право оказывать помощь. Речь, посвящённую втаптыванию в отходы жизнедеятельности лично меня, начал толкать другой высокопоставленный ассистент Обухова — Захарьин Ярослав Антонович. Он был чуть помоложе Гааза, скорее меньше шестидесяти. Сухое строгое лицо, изрезанное
— Ответьте на следующий вопрос, Александр Петрович, на момент поступления вышеуказанной жертвы вы уже утратили дар лекаря? — тон был резкий и уже подразумевал под собой положительный ответ.
— А с чего вы взяли, Ярослав Антонович? — невозмутимо спросил я. Насколько помню, отец нигде сегодня не упоминал об этом факте.
— Вы видимо забыли с кем разговариваете, Склифосовский? — ещё резче спросил он. — Эта информация давно доподлинно известна. Не вижу никакого смысла юлить на эту тему, мне нужен адекватный правдивый ответ!
— Мой правдивый ответ состоит в том, что я его не знаю, — стараясь сильно не раздражаться ответил я. — Раз уж вы так уверены в достоверности информации о потере мной дара, должны были узнать и о том, что я в тот вечер тоже получил травму и амнезию в придачу. Я почти ничего не помню из того, что было до травмы. Соответственно я не смогу точно ответить на ваш вопрос, могу только предположить.
— И что же вы предполагаете? — эту фразу он словно выплюнул с отвращением.
— А то, что мне самому неизвестно, был у меня на тот момент дар утрачен или нет. После получения травмы с ним точно были проблемы, а вот что было при оказании помощи бедной девушке, пострадавшей от пьяного лихача, я понятия не имею.
— Мои коллеги большим количеством голосов решили снять с вас вину за её смерть, с чем я категорически не согласен. Но, раз решение принято, не в моём праве его менять. А вот лишить вас возможности и дальше заниматься лекарством, нанося тем самым ущерб несчастным пациентам, это ещё вполне возможно и реально.
— Не стоит выставлять меня напоказ в роли членовредителя, это весьма далеко от истины, — спокойным тоном произнёс я, а у него аж желваки заиграли от такой наглости. — Я никогда не желал зла пациентам и нёс только добро, даже если вы считаете по-другому. Если вы лишите меня возможности лечить, вы просто лишите пациентов лекаря. Решать конечно вам, но правда на моей стороне.
— Это просто неслыханно! — не выдержав рявкнул Захарин, но тут же взял себя в руки. — Я знаю, что вы занимаетесь в том числе и классическими хирургическими вмешательствами, которые давно признаны парамедицинскими манипуляциями и не подходят для уровня оказания помощи профессиональным лекарем. Что вы на это скажете?
— Вы абсолютно правы,
— Мне не нужны примеры использования архаичных методов оказания помощи, — он говорил так, словно забивал каждым словом железнодорожный костыль. — Они должны уйти в прошлое, как и каменные топоры, об этом просто незачем вспоминать.
— Но вы же первый вспомнили, не так ли? — с невозмутимым видом спросил я, что его выбесило ещё больше, чем-то, что я его перебил.
— Александр Петрович Склифосовский, — железным тараном продолжил он. — Не вижу больше смысла выяснять подробности по этому поводу. Сейчас будет произведено испытание ваших лекарских способностей на практике. Наши коллеги как раз подобрали несложного пациента, с которым справится любой выпускник университета. Кроме вас, конечно. А вот тогда мы уже посмотрим, о чём с вами разговаривать.
— К вашим услугам, Ярослав Антонович, я готов.
— Если пожелаете, можем предоставить набор для первичной хирургической обработки и шовный материал, — предложил он с ехидной улыбкой. — Лучше что-то, чем ничего.
— Не ожидал, что у вас всё это имеется, — удивлённо вскинул я брови. — Наверно практикуете втихарца?
Мне показалось, что он сейчас лопнет от злости. Отец посмотрел на меня осуждающе, ни к чему злить людей, от которых зависит твоя судьба, но я не смог удержаться. Око за око.
— Везите пациента, — рявкнул Захарьин. — Посмотрим, на что способен этот выскочка!
Сам ты выскочка, чуть не сорвалось у меня с языка, но в последний момент я удержался и только взглядом дал ему понять, что отношусь без должного уважения. Наверно тоже не стоило. Но и меня ему никто не позволял в грязь втаптывать, я ему в тапки не гадил.
Распахнулась главная двустворчатая дверь и двое санитаров ввезли каталку с раненым в правую голень мужчиной. Из ноги торчала ржавая арматурина. Зал затих в ожидании моих действий.
Мужчина лет сорока в одежде строителя с надеждой смотрел на меня и с опаской на находящуюся в зале толпу. Я осторожно разорвал ткань его брюк, чтобы лучше осмотреть рану. Неплохо было бы хоть местную анестезию сделать, но этого я точно не умею делать без анестетиков. Прикинул направление, в котором прошла арматура, относительно неплохо, никаких серьёзных последствий не будет.
— Я аккуратно извлеку арматуру из вашей ноги, придётся немного потерпеть, — сказал я, глядя в глаза пострадавшему.
Он неохотно кивнул и прикусил зубами воротник куртки. Учитывая направление рёбер на железяке, я зажал её между ладонями и крутанул, вытаскивая наружу, чтобы эти рёбра сработали, как резьба на болте. Один хрен очень больно, я понимаю. Мужчина застонал, но от вскрика сумел удержаться, за что ему уже отдельное спасибо.
Ну а дальше самое интересное, посмотрим, на что я способен без поддержки амулета. Я приложил ладонь к ране, сосредоточился на потоках магической энергии, представив себе пути её передвижения и ощущая уже само это движение. Её, к сожалению, всё ещё очень мало, но надо собрать всё до последней капли, сейчас это как никогда важно. Впрочем, оказывая помощь людям всегда надо работать на полную катушку, иначе просто нельзя, незачем тогда вообще соваться в это ремесло.