Неправильный разведчик Забабашкин
Шрифт:
Кроме этих имён и фамилий в памяти постоянно всплывала в данный момент не совсем актуальная, а порой и вовсе не нужная информация. Всё время приходилось отвлекаться на её анализ, прежде чем выкинуть лишние данные из головы. Однако эта бутафория настолько плотно въелась в сознание, что надолго от неё избавиться не получалось — проходила минута-другая и в памяти вновь всплывали идеи немедленно встретиться со Штирлицем или хотя бы с Паулем Кригером. Приходилось отвлекаться от серьёзных размышлений и напоминать себе, что это вымышленные персонажи, придуманные авторами, и затем вновь возвращаться к реальности.
В конце концов, после долгих раздумий мне
И вот сейчас, увидев одиноко идущую фигуру, я понял, что память меня не подвела. В приближающемся к своему дому человеке был легко узнаваем тот, чей портрет однажды видел в прочитанной мной в своём времени книге.
Антон Фёдорович Живов, советский разведчик-нелегал. Он всю войну будет работать в берлинском дешифровальном подразделении, подчиняющемся шифровальному отделу верховного командования Вермахта (ОКВ), и регулярно передавать важные сведения в Москву. Когда война будет близка к завершению, крах гитлеровской Германии станет неизбежен, а многие заметные фигуры рейха начнут искать убежище в других странах, Антон Фёдорович по приказу из Центра сбежит среди многочисленных немецких военнослужащих в Аргентину. Там, после окончания Второй Мировой войны, среди прочих бывших германских военных, он будет завербован ЦРУ. В середине 50-х вернётся в ФРГ и станет работать во вновь созданном аналитическом центре. Эта контора, расположенная в Бонне, уже будет действовать не в интересах Вермахта, а в интересах Вашингтона и НАТО.
Нужно сказать, что карьера советского разведчика на новом месте работы сложится весьма успешной. Он станет одним из ведущих специалистов восточного отдела. Умрёт Антон Фёдорович в 1983 году и будет с почестями похоронен в пригороде Гамбурга, куда переберётся после ухода со службы. О его работе будут рассказывать в военных академиях США и странах НАТО, чтя его как одного из ценнейших работников и основателей, перешедших на сторону «добра».
Сложно представить удивление и шок, что испытали американцы, да и европейцы тоже, когда в перестройку, произошедшую прямо перед развалом СССР, они увидели открывшиеся архивы советских спецслужб, в которых чёрным по белому говорилось, что Людвиг Отто Шульц оказался Антоном Фёдоровичем Живовым. И что, будучи советским разведчиком, носившим псевдоним «Старец», на протяжении всей своей жизни передавал всю проходящую через него секретную информацию прямиком в Москву.
Разумеется, произошёл неимоверный скандал. Были выявлены связи, проанализированы провалы спецслужб, сняты памятные таблички из закрытых секретных разведшкол, а имя разведчика вымарано из учебников и предано забвению.
Но это у них. А у нас Антон Фёдорович считался человеком-легендой, и отзывы о нём, о его работе и вкладе в Победу всегда были только положительными.
Сейчас на дворе сентябрь 1941 года, но свой вклад в идущую битву «Старец» вносит немалый.
Война с СССР началась относительно недавно. Бдительность немецкой контрразведки сейчас находится на пике своей активности, однако, несмотря на это, советскому разведчику, как и многим другим его коллегам, всё же удаётся, получая нужную и важную для нашего командования информацию, передавать её в Центр.
И вот сейчас у меня была встреча с этим человеком, который уже при жизни был легендой.
Когда мы поравнялись, я, словно бы потерявшись, вероятно,
— Здравствуйте. А я к вам.
Тот остановился, удивлённо поднял на меня глаза и спросил:
— Мы знакомы?
Очевидно, я вывел его из раздумий, и он выглядел несколько обескураженным. С другой стороны, он же был разведчиком, и какие бы у него стальные нервы ни были, он наверняка, в каком-нибудь потаённом уголке души, как и все люди, боялся или даже ожидал ареста.
Не прошло и мгновения, как недоумение на его лице уступило место настороженности и даже готовности к действию.
Я очень не хотел, чтобы разведчик посчитал меня врагом и, опасаясь, что его вот-вот арестуют, начал действовать, безоглядно применяя оружие. Поэтому поспешил немного его успокоить.
— Да, господин штабс-фельдфебель. Мы знакомы. Но знакомы заочно.
— Как это?
— Мне о вас рассказывали. Говорили, что вы профессионал своего дела.
— Лестно это слышать, — с натянутой улыбкой произнёс тот и, якобы стараясь выглядеть расслабленным, мимолётно оглянулся. — Так кто вам говорил обо мне?
— Наши общие знакомые, — я улыбнулся в ответ и предложил: — Может быть, присядем на лавочку и побеседуем?
— На лавочку?
— Да. Вот тут же находится сквер. Думаю, нам там будет удобно.
Разведчик вновь улыбнулся, вновь осмотрелся, а затем менее дружелюбно произнёс:
— Господин обер-лейтенант, я не вижу у нас с вами общей темы для разговора, поэтому не желаю идти ни в какие скверы. Либо вы изволите назвать предмет для общения, либо позвольте мне пройти. Я устал и хочу отдохнуть. Играть в загадки и разгадывать ребусы у меня нет ни малейшего желания.
Было видно, что он начал откровенно нервничать.
Но я настолько запутался в мыслях, что забыл заученный ранее текст и план, который подготовил для знакомства. Теперь буквально всё вылетело из головы, и я не знал, под каким соусом мне лучше донести до потенциального союзника мысль о том, что мне о нём всё известно, и что хочу с ним поговорить на тему нашего общего дела.
Однако приобретающий всё большую нервозность тон разведчика уже недвусмысленно говорил, что он находится на грани. А нет сомнения в том, что находящийся на грани разведчик-нелегал ничего хорошего окружающим принести не может, ибо, осознав, что он в шаге от провала и гибели, с большой вероятностью пойдёт на крайние меры.
Разумеется, этого я совершенно не хотел и собирался этого избежать. Причём сделать мне это нужно было как можно скорее, потому что с каждой миллисекундой я становился для разведчика всё подозрительнее и подозрительнее.
Но вот беда — ничего толком я придумать не мог. Как не мог и найти никаких успокаивающих слов, попросту в мозгу завертелась какая-то неудобоваримая каша. Время шло, разведчик наливался паникой и яростью, а я стоял и не знал что сказать. Понимая, что время вот-вот закончится и начнётся стрельба, решил идти ва-банк.
Посмотрел по сторонам и, убедившись, что никого поблизости нет, негромко произнёс:
— Антон Фёдорович, не волнуйтесь. Я вам не враг. И вообще не враг. Меня зовут Алексей, и мне надо с вами срочно поговорить.
Вероятно, для разведчика это прозвучало как гром среди ясного неба и настолько его шокировало, что он застыл с полуоткрытым ртом, ошарашенно глядя на меня.
Нужно сказать, что, когда собеседник не шелохнулся через три секунды, а затем и через пять, я уже сам запаниковал.