Непредвиденная опасность
Шрифт:
Теперь он уже больше не видел Захса, и самообладание постепенно начало возвращаться. Он стоял у двери и думал.
Какие именно шаги ему следует предпринять? Ночной портье пьян в стельку и спит. Вступать с ним в разговор бесполезно. Ближайший полицейский может находиться в нескольких кварталах отсюда. Надо воспользоваться телефоном внизу и вызвать полицию.
Кентон уже собрался осуществить это намерение, как вдруг его посетило другое соображение. Как он будет объяснять свое присутствие на месте преступления? Ведь австрийская полиция непременно потребует объяснений.
— Кто вы по профессии?
— Журналист.
— Ага. И из какого именно журнала?
— Не из журнала, не из газеты, я независимый журналист.
— Вот как! И откуда прибыли?
— Из Нюрнберга.
— С какой целью?
— Занять денег в Вене.
— Стало быть, страдаете от нехватки денег?
— Да.
— Тогда почему же не поехали прямо в Вену?
— Случайно познакомился с покойным в поезде, и покойный попросил меня об одном одолжении.
— Вот как? О каком же именно одолжении?
— Отнести конверт с ценными документами в отель «Джозеф».
— Но ведь покойный сам остановился в отеле «Джозеф». Зачем ему понадобилось просить кого-то еще отнести туда ценные документы?
— У меня нет ответа на этот вопрос.
— Очевидно, господину Кентону обещали заплатить за эту услугу?
— Да. Шестьсот марок.
Кентон представил, как насторожатся они, услышав этот ответ.
— Но откуда господину Кентону было знать, что у покойного имелись эти деньги?
— Господин Захс сам их показал, еще в поезде.
— Так, значит, у вас была возможность проверить содержимое кошелька покойного?
— Да, но…
— И господин Кентон ехал в Вену занять денег?
— Да.
— И видно, решил: зачем ехать, раз можно взять здесь и сейчас! Верно?
— Нет, покойный сам настаивал, чтобы я взял эти деньги за услугу.
— И господин Кентон последовал за покойным в отель «Джозеф»?
— Да, но…
— И потом господин Кентон ударил покойного ножом?
— Ничего подобного!
— А
— Полная ерунда!
— Ночной портье утверждает, что господин Кентон спрашивал господина Захса вскоре после того, как последний прибыл в гостиницу. И еще он говорит, что господин Кентон нервничал и проявлял нетерпение.
— Я всегда произвожу впечатление человека несколько нервного. А что касается нетерпения, то оно было продиктовано бестолковостью этого портье. Кроме того, господин Захс уведомил его, что к нему должны прийти.
— Вот как? Что-то ночной портье этого не припоминает!
— В ту ночь портье был пьян.
— Возможно. Но не настолько пьян, чтобы не опознать вас, господин Кентон.
Кентон вернулся в маленькую гостиную. Никоим образом нельзя фигурировать во всей этой истории, твердо решил Кентон. Даже если удастся убедить полицию в том, что к убийству он не имеет ни малейшего отношения, задержат его здесь надолго. Придется проторчать в Линце как минимум несколько недель. Единственный выход — бежать отсюда, пока еще не поздно. Но сперва надо кое-что сделать. И тщательно все продумать, чтобы не ошибиться.
Какое-то время Кентон колебался, затем все же вошел в спальню и снял с гвоздика в стене небольшое зеркальце для бритья. Затем подошел к трупу, наклонился, прижал зеркальце к губам Захса и подержал так минуту или две. Потом отнял и посмотрел. Ни следа влаги на гладком стекле!
Убедившись, что врач уже ничего не сможет сделать для этого человека, Кентон повесил зеркало на прежнее место и снова вернулся в гостиную. Закрыл дверь, выходящую в коридор, уселся в кресло лицом к спальне и закурил сигарету.
Одно было совершенно очевидно. Тот, кто убил Захса, охотился за конвертом, который находился сейчас в кармане у него, Кентона. Поэтому убийца так располосовал чемоданчик, изрезал даже подкладку пиджака, так что в этой части опасения Захса оправдались. Второй момент. Убийца не получил желаемого. То была тревожная мысль: это означало, что убийца может находиться где-то неподалеку. Отметая сильнейшее желание заглянуть под кровать, Кентон передвинул свое кресло так, чтобы на него падал свет из спальни.
Прежде всего надо узнать, что находится в конверте. Кентон достал его из кармана и торопливо вскрыл.
Поначалу ему показалось, что содержимое состоит из листов чистой бумаги. Но потом заметил, что между этими листами проложены глянцевые фотографии.
Он достал их и расправил. Всего снимков было пятнадцать. На первых двух — изображения крупномасштабных карт, испещренных какими-то крестиками и цифрами; остальные тринадцать представляли собой миниатюрные фотокопии листов бумаги формата 13x17 дюймов с плотным машинописным текстом.