Непрерывное восхождение. Том 1. Сборник, посвященный 90-летию со дня рождения П. Ф. Беликова. Воспоминания современников. Письма Н. К. Рериха, Ю. Н. Рериха, С. Н. Рериха. Труды
Шрифт:
Летом 1979 года я прожила в Козе-Ууэмыйза больше месяца. Павел Федорович нашел для меня удобный домик, расположенный на краю поля, около леса. Там я работала с его архивом, без которого вряд ли были бы возможны мои будущие публикации. Павел Федорович и Галина Васильевна, стараясь деликатно мне не мешать, навещали меня по утрам, чтобы, как я полагаю, убедиться, что со мной все в порядке.
В жизни Павла Федоровича самым важным человеком всегда был Святослав Николаевич Рерих. Такой преданности одного человека другому я никогда не встречала. Конечно, в этих чувствах ничего неожиданного не было. Еще когда были живы старшие
Взаимоотношения же со Святославом Николаевичем оказались наиболее близкими и долговременными. Начиная с хрущевской «оттепели», когда стало меняться, хотя и ненадолго, отношение к Рерихам, Святослав Николаевич начал посещать Родину. И Павел Федорович был тем, на кого младший Рерих мог полностью положиться и на помощь которого всегда мог рассчитывать. Во время каждого визита Святослава Николаевича Павел Федорович приезжал в Москву и, находясь все время при госте, исполнял практически обязанности его секретаря. Секретарь из него был высочайшей квалификации: он мог организовать самое сложное дело, свести с кем надо и выполнить многое другое, что значительно облегчало Святославу Николаевичу его непростую жизнь в Москве.
Для Павла Федоровича не было дел неважных и важных. Он выполнял все, о чем просил Святослав Николаевич, нисколько не смущаясь, на первый взгляд, «ничтожностью» поручения Рериха. Святослав Николаевич обычно останавливался в гостинице «Советская» в забронированном для него постоянном номере. У него были визиты «легкие», как он сам говорил, и «трудные». Трудные обычно были связаны с выставками картин Рерихов. Во время таких визитов увеличивалась нагрузка и на Павла Федоровича, ибо он активно участвовал во всем: присутствовал в выставочном зале, где шло оформление экспозиции, спорил с чиновниками, когда те запрещали повесить ту или иную картину, как «идеологически не соответствующую».
Святослав Николаевич имел обыкновение находиться каждый день в выставочном зале и общаться с посетителями. Павел Федорович всегда был рядом с Рерихом. Он знал, что в любой момент может понадобиться ему, и не хотел, чтобы Святослав Николаевич беспомощно шарил глазами по залу, пытаясь найти нужного человека.
Чиновники Министерства культуры, приставленные к почетному гостю, время от времени исчезали, иногда надолго. Павел Федорович всегда был рядом.
– Я чувствую себя с Павлом Федоровичем в безопасности, – как-то сказал мне Святослав Николаевич, – такого надежного друга я вряд ли когда-нибудь буду иметь.
И сам Рерих никогда не оставался в долгу. Он высылал Павлу Федоровичу нужные материалы, просматривал его рукописи, давал нужные советы и рекомендации.
Но самым важным, с моей точки зрения, делом, которое Павел Федорович выполнял во время визитов Рериха, было регулирование потока желающих встретиться с гостем. Дело это было чрезвычайно трудное и сложное. И для того, чтобы его бесконфликтно выполнять, необходима была организационная хватка, прекрасное знание человеческой психологии и понимание важности или неважности самого визитера для Святослава Николаевича.
Мне пришлось пройти через подобный опыт во время последнего визита Рериха в 1989 году, когда Павла Федоровича уже не было в живых, и могу сказать, что
Павел Федорович руководил этим потоком корректно, вежливо и твердо. Он сам решал, кто из посетителей был необходим Святославу Николаевичу, кого можно ограничить во времени, а кого следует и попридержать. И когда один из визитеров при отказе заплакал «скупыми мужскими» слезами, Павел Федорович, приобняв плачущего за плечи, стал легко, но настойчиво продвигать его к выходу. Тот же почему-то не стал сопротивляться и, сморкаясь и всхлипывая, совсем уже не по-мужски, покорно ушел. Но могу со всей уверенностью сказать, что все нужные Святославу Николаевичу люди получали возможность с ним встретиться.
Во время таких визитов Павел Федорович знакомил и сводил людей, причастных к Делу, которому он сам, Беликов, служил. Он как бы укреплял то, что начиналось тогда в Советском Союзе, людьми, которым доверял. К сожалению, еще при его жизни не все оправдали такое доверие.
Во время этих напряженных визитов Рериха Павел Федорович успевал записывать и то, что в это время происходило. Из его записей выросла потом целая летопись, крайне значительная и полезная. Эту летопись он постепенно стал превращать в книгу о Святославе Николаевиче и работал над ней до самых последних дней, уже будучи неизлечимо больным.
Пришло время, когда письма от него стали приходить все реже и реже и становились все короче и короче. Я понимала, что надвигается развязка, но никто из нас уже ничем не мог ему помочь. Так в жизни случается часто.
Я приехала в Таллинн ранней весной 1982 года. Было утро, над городом стоял легкий туман, сквозь который время от времени просвечивали неяркие лучи балтийского солнца. С моря дул ветер и нес запах каких-то водорослей и чего-то еще неясного и беспокоящего. Лужицы на платформе вокзала были затянуты хрупким весенним льдом. Меня встретил сын Павла Федоровича, Кирилл. Мы поздоровались.
– Ну как? – спросила я.
– Неважно, – ответил он и отвернулся.
Больше мы об этом не говорили.
Павел Федорович жил последнее время в Таллинне на квартире своей дочери Лены. Я увидела его лежащим на кровати в чистой и выглаженной рубашке, глаза на побледневшем и исхудавшем его лице были по-прежнему живыми и заинтересованными, но в глубине их уже таилось что-то незнакомое и в какой-то мере пугающее.
– Вот как получается, – как бы оправдываясь, сказал Павел Федорович, – видите, лежу у Лены – нужны врачи, а у нас в Козе-Ууэмыйза таких нет. Но главная беда – книгу о Святославе Николаевиче еще не кончил. Руки не работают. Не могу печатать даже на машинке.
Я протянула ему бобину с магнитофонной лентой, которую с трудом достала в Москве. Тогда были такие времена. Он радостно засмеялся, сделал попытку встать, но у него не получилось.
– Спасибо огромное. Ну, теперь я спасен. Буду наговаривать на магнитофон, а потом посмотрим.
Я взглянула на Галину Васильевну и по ее лицу поняла, что диктовать ему долго не придется. Вечером этого же дня я уехала в Москву. Был разгар учебного года, и я смогла вырваться только на воскресенье.
Уже тогда я понимала, что это будет моя последняя встреча с Павлом Федоровичем Беликовым. Так оно и случилось. Книга о Святославе Николаевиче осталась незаконченной, и многие дела, которые он задумывал, – незавершенными.