Непридуманная сказка
Шрифт:
В дверь застучали, и хозяин дома встревожено спросил:
– Эй, Харитоны! Вы там как? Всё в порядке?
– Да, Денис, в полном, – совершенно спокойно, с милой улыбкой глядя на себя в огромное зеркало, ответил Харитон, и Александра не поверила своим глазам и ушам, – скоро выйдем.
У неё перед глазами всё ещё часто, суетливо мелькали белые точки, а потрясённое тело нестерпимо ныло. Но она потихоньку встала, опершись об итальянский унитаз. Захар с интересом исследователя смотрел на неё, сев в для чего-то стоявшее в ванной плетёное кресло. Подумалось: будто интересную бабочку
Встав, наконец, Александра дрожащими руками открыла кран и стала умываться. Тщательно наложенный макияж потёк. Она молча, сосредоточенно стирала тени, тушь, помаду. Словно это могло что-то изменить. Сзади подошёл муж, и она вздрогнула всем телом, ожидая нового удара. Но он крепко взял её за плечи, повернул к себе и принялся поправлять на ней одежду, пригладил растрепавшиеся волосы и, сняв с полотенцесушителя беленькое, мягкое, вкусно пахнущее махровое полотенце, стал аккуратно вытирать ей лицо. Потом, оглядел её с ног до головы, взял за руку и вывел из ванной. Она безвольно пошла за ним. Потрясение её было столь велико, что даже сопротивляться сил не осталось.
Навстречу им попался хозяин. Он игриво посмотрел на них и многозначительно пропел:
– Шалуны! Уединились. Всё бы этим молодожёнам ото всех сбежать! У меня комната гостевая наверху готова, не хотите туда пойти?
– Нет! – ожила вдруг заледеневшая Александра.
– Ну, как хотите, - пожал плечами удивлённый её реакцией Денис, - моё дело предложить.
По пути домой она сидела, вжавшись в сиденье, и неотрывно смотрела в окно, ничего, впрочем, за ним не видя. Её никто и никогда не бил. Ни родители в детстве, ни в другие дети в садике или школе. А тут вдруг… Ни за что… И не кто-нибудь, а собственный муж, самый родной, самый близкий. В голове стучало только одно: уйти, срочно, сейчас же, пока жива, пока совсем не изувечена, ни физически, ни морально…
… Но она никуда не ушла почему-то. То ли от безволия, то ли всё-таки от любви. Хотя, какая уж тут любовь…
Он ушёл сам. Через год с небольшим того, что и семейной жизнью-то назвать невозможно. Всё это время он в полном соответствии с законами жанра пил, бил, изменял, не считая нужным ничего скрывать, пропадал в кабаках с друзьями и люто ненавидел её, Александру. Случались, правда, и мирные периоды. В один из таких редких моментов он спросил у неё:
– Ты что, меня приворожила, что ли?
– Что я, совсем с ума сошла? – ответила она, пожав плечами. – С чего ты взял?
– Ну, посуди сама. Любить я тебя не люблю. Правда, уважаю. Девка ты умная и сильная. Непонятно только, с какого перепугу со мной живёшь… Значит, любить не люблю, - он загнул мизинец, украшенный золотой печаткой.
Александра терпеть не могла никаких украшений у мужчин, кроме тех, что и украшениями-то не являлись: крестика да обручального кольца. Захар ни то, ни другое не носил, а вот печатку уважал. Она с отвращением посмотрела на его красный палец с рыжеватыми волосками и в который раз внутренне содрогнулась. И ведь любви-то уже, пожалуй, не осталось.
Уже давно она стала просыпаться по ночам и подолгу лежать, чувствуя себя маленькой одинокой пылинкой в огромном мире. Когда она поняла это впервые, даже села на кровати, тяжело дыша от испытанного ужаса. Одна… Совершенно, безнадёжно одна. Тогда в её жизни ещё не появилась Ангелина, а маме рассказать обо всём было нельзя: расстроится. Да и не хотела она их свадьбы с Захаром, не нравился он ей. Но Александра настояла. Глупая, глупая Александра, самонадеянная и наивная. А теперь как к маме пойдёшь? Посыпая голову пеплом? Нет, нет, только не так!
И вот сидела она перед чужим человеком, с которым делила жизнь, и слушала.
– Любить я тебя не люблю, - снова отчётливо произнёс, загибая пальцы, Захар, будто черпая наслаждение в этих жестоких словах, - физически ты меня не привлекаешь. Детей я от тебя не хочу, - тут он приостановился, улыбнулся желчно, глядя на её окаменевшее лицо, и вновь повторил, сознавая, что бьёт в самое слабое, самое больное её место:
– Детей от тебя мне не надо. Мне вообще ничего от тебя не надо. А вот почему-то живу с тобой.
– Наверное, не нашёл ещё к кому уйти. Ты ж без прислуги не можешь.
И тут он заорал:
– Дура! Заткнись! Да что ты понимаешь, идиотка?
– Ты ж пять минут назад говорил, что я девка умная, - зачем-то съязвила она, впервые решившись огрызнуться. Сказала и замерла, понимая, что махнула красным полотнищем перед быком.
Но Захар вдруг рассмеялся хрипло:
– Всё-таки, ты действительно умная. Прав я был…
Москва, март 2001 года. Александра Катунина (3)
Пятого марта Александра пришла с работы, измученная и бледная. Захар неожиданно оказался дома. Да ещё – что уж вовсе случай небывалый – в хорошем настроении. Посмотрев на неё, он спросил:
– Что? Всё плохо?
И она, сама того от себя не ожидая, заплакала:
– На работе кошмар. Киселёв вышел на пенсию, и теперь у нас новый управляющий. Нытиков. Ты представляешь, бывают же такие фамилии.
– Ну, с такой фамилией жить нелегко. У него два варианта развития было: или стать человеком, чтобы никто про фамилию не вспоминал, или оскотиниться. Я так понимаю, что тут второй вариант.
Саша усмехнулась невесело и, кивнув, благодарно посмотрела на Захара. Он тоже улыбнулся и тепло шепнул:
– Да бросай ты всё к ляду, Сань! Я тебя прокормлю, пока ты себе чего получше не найдёшь. Вот завтра же и увольняйся.
Она тогда всю ночь не спала, пытаясь понять, что всё-таки происходит в странной её жизни. То Захар был изувером и садистом, то понимающим и чутким человеком, близким и хорошо изучившим её. От этого странного, противоречивого сочетания у неё голова шла кругом, и она совсем не знала, что делать. Но с работы на всякий случай решила не уходить, пока не найдёт что-то взамен.