Непридуманная сказка
Шрифт:
Любящая дочь пообещала, но из-за работы этой треклятой, из-за дел, навалившихся со всех сторон, и никак, ну, просто совсем никак не желающих рассасываться, времени, чтобы часто навещать дачницу, не было.
Хорошо хоть в самом конце мая вырвалась на несколько дней. Погода стояла чудесная, только комаров было столько, что вечерами приходилось запираться в доме, чтобы не закусали до полусмерти. Но ошалевшую от работы и душной Москвы Александру на даче ничто не раздражало. Мама радовалась и сияла. Келли, их верная Килька, взятая ими из собачьего приюта, скакала вокруг, скуля и повизгивая. А комары… Да ну их, комаров. Ерунда всё
Александра смотрела на них, улыбалась, как ей казалось, убедительно жизнерадостно, и думала, что, может быть, она всё-таки ошибается, что Олеська и вправду погибла случайно и что всё не так страшно. И сама себе мысленно, но от этого не менее истерично отвечала: случайно?! Не страшно?! Не так уж и страшно?! Куда уж страшнее?!
Мысли эти не покидали Сашу уже два месяца к ряду. Стоило чуть расслабиться, задуматься, и сразу возникало перед глазами бесшабашное лицо соседки Олеськи. И Саша вновь и вновь задавала себе вопрос за вопросом: что случилось, как это могло произойти и почему, почему Олеська сделала такое? Или, если это она не сама, кто сделал с ней это?
… Всё началось в самом начале весны. А ведь ничего, ровным счётом ничего, что называется «не предвещало». Просто в марте Саша в чудом выпавший выходной день возилась дома. Мама уехала к подруге, повидаться перед дачным сезоном, обещавшим быть затяжным, и обсудить тонкости выращивания рассады помидоров, перцев и баклажанов по методу Октябрины Ганичкиной.
В квартире было тихо, а в общем коридоре раздавались шаги, негромкие разговоры, и постоянно хлопала соседская дверь. Стало почему-то тревожно. Так тревожно, что вдруг совершенно непонятно откуда возникла неожиданная, страшная, дикая мысль: всё ли в порядке с Олеськой?
Олеська была соседкой и приятельницей с детства. Впрочем, как и Инга с Машкой. Когда-то их дом заселили преимущественно молодыми семьями с детьми. Вот так и оказались на одной лестничной клетке пять девчонок. Десятилетние Саша Катунина и Инга Овражкова, восьмилетние Машка, младшая сестра Инги, и Олеська Ермохина и, наконец, Олеськина сестрёнка Ленка, девица четырёх лет отроду. Старшие девочки пошли в одну и ту же школу, построенную во дворе. И закономерно оказались попарно в одних и тех же классах. Саша с Ингой – в четвёртом «гэ», Машка с Олеськой – во втором «бэ». А маленькая Ленка отправилась в детский сад, находившийся как раз за их школой.
Подружками в полном смысле этого слова они, может, и не стали. Но приятельствовали очень по-доброму, часто помогали друг другу и даже болели всей толпой, впятером. Их участковый педиатр сначала удивлялась, а потом привыкла и только смеялась, входя в общий, на четыре квартиры, коридор по очередному вызову:
– О! Я вижу тут лазарет в полном составе?!
После школы пути их хоть и не разошлись совсем, но порядком разветвились. Машка вышла замуж и переехала жить в соседний дом. Инга окончила институт и тоже стала замужней дамой. И сама Александра успела сходить замуж и развестись.. Даже маленькая Ленка выросла и уехала учиться в Питер. Не потому что в Москве ничего не нашла или везде завалилась, а потому что там готовился стать морским офицером её жених.
Сама Александра окончила Финансовую академию и стала работать бухгалтером. Инга выучилась на воспитателя детского сада, а Олеська в каком-то заштатном институте получила диплом юриста. Только
Вышло так, что сначала остались жить на родном одиннадцатом этаже в пятом подъезде Александра с мамой Лидией Георгиевной, родители сестёр Овражковых, которые к тому времени развелись, но разъехаться не смогли, Инга с мужем и сыном и Олеська с мамой. В четвёртой квартире, однокомнатной, иногда, между дачей и больницей, появлялась старенькая Зоя Ивановна. Но через год жильцов на их этаже снова стало больше: после свадьбы Машка Овражкова рассталась с мужем и вернулась к родителям.
Так и жили. Хорошо зная друг друга много лет, тихо, мирно, дружно, почти по-семейному, без обид и потрясений. Пока зябким, промозглым мартовским днём, когда Александра надумала взять выходной, ей не пришла вдруг в голову дичайшая мысль: всё ли в порядке с Олеськой?
Нервно передёрнувшись всем телом, Саша недоброе это предчувствие прогнала. А прогнав, решительно набрала в белое пластиковое ведро тёплой воды, взяла швабру, веник и тряпку и энергично направилась мыть общий коридор.
Никакой строгой очередности у них установлено не было. Кто видел необходимость протереть полы, у кого было время, тот и драил. В тот день эту самую необходимость видела она, Саша. И, главное, время наконец-то у неё было.
Она уже заканчивала мыть скучный серый линолеум, когда дверь из лифтового холла открылась, и в коридор просочились две женщины. Они тихо прошли по мокрым полам, молча кивнув на удивлённое «здрасьте» Александры, и скрылись в квартире Ермохиных. И снова стало страшно. Вот так, практически на пустом месте.
А потом, буквально через полчаса к ней постучала тётя Настя Овражкова, мама Инги и Маши. Александра широко распахнула дверь, улыбнулась и посторонилась:
– Ой, тёть Насть, проходите, пожалуйста!
– Да я на секунду, Сань. Пришла… сообщить… У нас ведь горе – Олеська умерла.
Александра ахнула, прижав пальцы к губам. Хотя и не удивилась, потому что непонятно как, каким таким таинственным образом она уже об этом знала. Тем не менее, смерть двадцати восьмилетней здоровой женщины, подружки детства, стала страшным потрясением для них всех.
Тётя Валя Ермохина, мама Олеси и Ленки, от горя не почернела, но стала такой бледной, что казалось, будто и крови нет под её тонкой сухой кожей. Она очень похудела и тенью скользила в общем коридоре, отправляясь на работу или в магазин.
Соседи делали для неё всё, что могли. Всем этажом они старались поддержать тётю Валю, а та не замкнулась и благодарно откликалась на любое проявление их заботы.
Потихоньку жизнь стала входить в привычное русло. И стало казаться, что ничего, горе у них, конечно, но понемногу всё налаживается и скоро станет полегче. И только Александра постоянно вспоминала Олесю и никак не могла ответить себе на главный вопрос: что же произошло в тот мартовский день?
А вот теперь, через два месяца, попала под машину их Машка Овражкова. И сразу после её гибели пропала ещё одна довольно близкая подружка Олеси и Машка, Наталья Пасечкина, толстая весёлая девица. Они с Олеськой даже внешне были похожи. Только Ермохина была химически кудрявой блондинкой, а Наташка – жгучей коротко стриженной брюнеткой. Три девушки за два месяца...