Непридуманная сказка
Шрифт:
Москва, май 2002 года. Александра Катунина (2)
Когда Саша с головой погрузилась в раздумья, зазвонил телефон. К счастью, негромко, а то она, глядишь, и инфаркт бы схлопотала от неожиданности – в таком плачевном состоянии были её несчастные нервы. Александра потянулась и, стараясь успокоить колотящееся в горле сердце, взяла со стола трубку и еле слышно выдавила из себя:
– Алё!
– Сань! Ляксандра! – весело пропела трубка. – Ты ли это, мой милый друг?
– Я, - выдохнула Саша и снова заплакала. В трубке недолго
Саша, мучительно поморщившись, отнесла монотонно гудящую трубку подальше от уха и заплакала ещё горше. Оттого, что поняла: помощь идёт. Та самая помощь, которая сейчас была ей нужна больше всего на свете, без которой осталось бы только ложиться и помирать. А теперь ничего, может, всё ещё и утрясётся. Может, и помирать не придётся. Во всяком случае, пока. Потому что, как поётся в чудесной детской песенке, которую Александра обожала с детства и которая сейчас, несмотря на пережитый ужас, вдруг жизнерадостно зазвучала у неё в голове: «на медведя я, друзья, на медведя я, друзья, выйду без испуга, если с другом буду я, если с другом буду я, а медведь без друга».
У Александры, по счастью, такой друг, вернее, подруга был, то есть, была… И сейчас эта самая подруга – Саша знала точно – мчится к ней во весь опор, наверняка забыв переобуться, в домашних тапочках, зато прихватив чего-нибудь вкусненького для поднятия боевого духа. И Александра начала вслух, чтобы хоть немного успокоиться и скрасить ожидание, медленно считать.
На четырёхстах пятидесяти одном в дверь энергично заколотили. Одновременно со стуком повернулся ключ в замке и в маленькую их прихожую ввалился Ангел. Точнее, ввалилась. Потому что Ангел был очаровательной женщиной тридцати трёх лет отроду. Ангелиной Нарышкиной, по мужу Валдайцевой. Учительницей начальных классов. Лучшей подругой Александры Катуниной. Единственным человеком, которого Александра могла и хотела бы видеть сейчас.
Саша из-под горящих от долгих слёз век посмотрела на всклокоченные непокорные каштановые кудри Ангела, на полиэтиленовые пакеты с лоточками и баночками в руках подруги, на смешные тапочки в виде рыжих вислоухих такс (и это Саша угадала) на её точёных ногах и вслух сказала:
– Слава Богу, что ты у меня есть!
– Я у тебя есть. Это точно. Так же точно, как и то, что ты у меня сейчас будешь есть! А ну, марш мыть руки!
Ангелина всему многообразию интонационных конструкций предпочитала такую, которую её коллега и подруга Злата Рябинина шутя называла командно-приказной. Почему уж так происходило, от характера ли, от профессии – неизвестно. Но это было фактом. Тем не менее, сердиться на Ангелину за это было совершенно невозможно, поскольку была она особой невероятного обаяния. Во всяком случае, так казалось Александре, мужу Ангелины Вадиму и многочисленным друзьям, знакомым, ученикам и их родителям. Поэтому Саша лишь устало кивнула и пошлёпала босыми ногами в ванную – мыть руки, как и было приказано.
Когда она, умытая, с чистыми руками, но всё равно невыносимо несчастная, явилась на кухню, то обнаружила на столе несколько пластиковых контейнеров с салатиками, отбивными, свежим пловом и кусками многослойного сметанного тортика Ангелининого производства.
–
– Ага, - радостно кивнула Ангелина. Буйные кудри при этом тугими пружинками упали на лицо, сделав его моложе и трогательнее.
– А как же Вадим?
– А Вадим укатил в командировку аж на две недели. Как всегда. Бросил меня, сиротинушку, помирать от тоски. А это, - она обеими руками, будто собираясь танцевать русский народный танец, широко развела в стороны, - остатки былой роскоши. Я мужа вчера кормила в дорогу. Сегодня он улетел, а ко мне тётя Нина моя обожаемая приехала, собирается с Полинкой сидеть. Говорит, что мне развеяться надо, пока мужа дома нет… Так что лопай и докладай, сердобольная ты моя, не объешь ты своего ненаглядного Вадима и ребёнка без пригляду не оставишь… Ешь, я тебе говорю! Всё равно выбрасывать!
Против желания Александра не выдержала, рассмеялась и потянулась к вилке. Сунув в рот кусок вкуснейшей отбивной, она снова глубоко вздохнула и повторила убеждённо:
– Слава Богу, что ты у меня есть, Ангел.
– А ты у меня, - неожиданно ласково ответила подруга и улыбнулась. – Ну, рассказывай!
Александра кивнула и честно попыталась собраться с мыслями. Получилось не так чтобы очень хорошо, но она знала, что Ангелина всё поймёт как надо:
– Я сейчас… в смысле, полчаса назад встретила Нелли Геннадиевну, что вечно стоит на посту у подъезда…
– Это та твоя разговорчивая соседка? – уточнила Ангелина.
– Она…
– И что?
– А то, что она мне сказал, что Машка погибла, попала под машину.
– Овражкова? – ахнула подруга.
– Она самая. Я даже не могу к Инге и тёте Насте зайти. Что я им скажу? Машки нет, а они… они…
Ангелина молчала, зная, что Александра сама справится со слезами. Та подняла лицо к потолку, посидела так недолго и почти спокойно закончила:
– А Наташка Пасечкина следом за этим пропала. Нет её нигде, и никто не знает, что с ней. Так что теперь считай сама: Олеська, Марья, а следом и Наташка…
– Кошмарные какие совпадения... – покачала головой Ангелина.
Саша совершенно точно знала, что ни о каких совпадениях речи нет. Но пока она была не готова рассказать всё подруге. Ей просто необходимо было подумать.
К счастью, именно в этот момент у Ангелины завибрировал мобильный, чему Саша даже обрадовалась. Звонила тётя Нина, оставшаяся с Полиночкой. У девочки опять разболелся животик, она рыдала уже пятнадцать минут кряду и никак не хотела успокаиваться. Ангелина виновато посмотрела на Сашу и поднялась из-за стола. Та, стараясь скрыть облегчение, проводила подругу до дверей и глубоко задумалась.
Через пару часов она набрала знакомый номер. Долго не отвечали, но она ждала, зная, что Ангелина должна быть дома. Наконец, та сонно пробурчала в трубке:
– Да.
– Это я, мой дорогой друг. Можешь уделить мне пару минут?
– виновато попросила Саша.
– Подожди, я сейчас от Поленьки отойду подальше, чтобы её не разбудить… - моментально проснулась подруга.
В трубке что-то зашуршало, звякнуло, блямкнуло, хряснуло, треснуло и грохнуло. Раздался звук, который Саша идентифицировала, как шлёпанье босых пяток по полу. Наконец, Ангелина испуганно спросила: