Непридуманная сказка
Шрифт:
Утро выдалось светлое и тёплое, такое, каким и положено быть порядочному июльскому утру. Саша потянулась на их широченном семейном ложе и пошевелила пальцами рук и ног. Потом перекатилась ровнёхонько на середину кровати, приняв позу звезды, и негромко запела:
– И-и-и будем вместе лежа-а-ать, как две-е морские-е звезды-ы…
Больше слов она не знала, поэтому просто помурлыкала немного и счастливо засмеялась. В последние три месяца, прошедшие с той чудесной, невероятной, совершенно сказочной Пасхи, она вообще постоянно чувствовала себя неприлично счастливой.
Снова засмеявшись, она потянулась за трубкой, потыкала в кнопки и, дождавшись ответа, повторила этот вопрос вслух:
– Скажи мне, Ангел, неужели это со мной, Александрой Катуниной, происходят такие расчудесные чудеса?
– О Господи, - простонала Ангелина Валдайцева, - я полночи не спала, у Полиночки зубы лезут, моя бедная девочка измучилась вся. Сань, если б ты знала, как мне её жалко. Не спит, сладенькая моя, жаркая такая, стонет. Я её на руках ношу и сама чуть от жалости не плачу…
– Ангел, - тихо позвала подругу Саша, - Ангел, ты поняла, что сейчас сказала?
– Что я, глупая, что ли? – обиженно зевнула Ангелина. – Конечно, поняла.
– Ничего ты не поняла, - засмеялась Саша, - а ведь ты мне только что призналась в любви к Поленьке…
Ангелина перестала зевать и замолчала, потом вдруг сдавленно прошептала:
– С ума сойти. Сань, Санечка, я ведь и вправду её люблю! Господи, спасибо, спасибо! Я наконец-то люблю свою дочь!
– Вот видишь, Ангел, а ты боялась… У тебя всё получилось. Ты смогла…
– Это не я, - совсем уж еле слышно пролепетала Ангелина, - просто я все эти месяцы только об этом и молилась. Чтобы Господь помог мне полюбить Полиночку. И вот… получилось…
– Ура, - улыбнулась Саша в трубку. – Ура.
Но Ангелина уже взяла себя в руки и преувеличенно бодро принялась ворчать:
– Короче, я до четырёх утра не спала, а тут ты, мой дорогой друг, со своими идиотскими вопросами в несусветную рань. Вот помяни моё слово, как только Полине Вадимовне полегчает, я обязательно вышью крестиком и повешу тебе в рамочке прямо в вашей спальне следующие слова: «Да, это ты Александра, заметь, уже месяц как ни какая не Катунина, а очень даже Эмерих, счастлива и любима». И поставлю три, нет, пять восклицательных знаков. Жирненьких таких, в глаза бросающихся. И собственноручно прибью это напоминание у тебя в изголовье четырьмя гвоздями. Поняла?!
– Ага, - блаженно улыбнулась Александра Эмерих, напрочь проигнорировав угрозу в голосе любимой подруги, - давай!
– Что давай?
– Вышивай. И прибивай.
– Ну ты нахалка, Эмерих!
– Я счастлива, Ангел! Я так счастлива!.. Ой, погоди, кто-то в дверь звонит!
– В половине девятого утра в субботу? – изумилась Ангелина.
– И не говори, сейчас всех моих перебудит, - хихикнула Саша, сев на кровати и нашаривая босой ступнёй тапку, - хотя, тётя Тоня с тётей Акой уже встали давно, небось… Ты погоди, трубку не клади, ладно?
– Ладно, ладно, - Ангелина широко зевнула и пристроила трубку на подушку, - я подожду, возвращайся скорее.
Пару минут из динамика было слышно какой-то невнятный шум, стук Сашиных тапок о паркет, звук открываемого замка. Видимо, Саша телефон взяла с собой. Потом Александра так громко и удивлённо сказала «Здравствуйте!», что Ангелина недовольно поморщилась и прикрыла
Саша открыла дверь и недоумённо вскинула брови. На пороге стояла высокая красивая женщина, очень элегантная, очень ухоженная. «Бывают же такие красавицы», - молниеносно восхитилась Саша и улыбнулась:
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, - кивнула женщина, не ответив на улыбку. Её голос показался Саше знакомым.
Московская область, июль 2003 года. Александра Эмерих (2)
Татьяна сидела в своей «БМВ», подарке первого после развода и уже давно бросившего её богатого любовника, и смотрела, как её муж, вернее, бывший муж, ловко припарковал свою машину, вышел из неё и зачем-то пошёл в сторону бабушек, торгующих у метро.
Она приехала к клинике, где работал Александр, сама не зная для чего. Просто в жизни всё складывалось как-то не так, как она мечтала, уходя год назад из их общего дома. Приобретённые почти сразу после расставания с Александром любовники, все трое, стали казаться не роскошными и перспективными, а глупыми, напыщенными и самодовольными. Их бесконечные разговоры о деньгах и развлечениях обрыдли до такой степени, что Татьяна разве что волком не выла, слушая их. Жить в гостинице надоело, а дом, собственный дом ей почему-то никто не предлагал. Как, впрочем, и статус жены. Она пробовала работать, но оказалось, что все знания, полученные ей в институте, за годы блаженного ничего не деланья или улетучились из её головы, или устарели, или оказались совершенно не применимыми на практике. И вместо престижных высокооплачиваемых должностей кадровики тех фирм, куда она обращалась, предлагали ей начать с самых низов, наравне с неоперившимися ещё выпускниками вузов.
Татьяну такое положение вещей оскорбляло. И если сначала, только уйдя от Александра, она ликовала и наслаждалась, как ей казалось, свободой, то постепенно её стало всё сильнее и сильнее тянуть в прошлую жизнь. Где были добрый, умный, деликатный и снисходительный муж, спокойствие и ощущение полной безопасности. Всё то, что она совсем не понимала и не ценила раньше.
Наконец, Татьяна не выдержала и, узнав у общих знакомых новый адрес Александра, решила поехать к нему. Просто так, проведать, поговорить. Почему-то она была уверена, что бывший муж обрадуется. Татьяне хотелось думать, что он всё ещё любит её, страдает и ждёт.
Но вместо страдающего Александра дверь ей открыла заспанная хорошенькая девица в длинной ночной рубашке, красивой, дорогой и целомудренной настолько, что она показалась Татьяне просто верхом неприличия. Она сразу подумала, что Александру такая должна была очень нравиться.
Девица сморщила аккуратный носик, щурясь на утреннее солнце, которое светило ей прямо в лицо, и так озорно, так доброжелательно улыбнулась, что у Татьяны защемило сердце. Она поняла вдруг, что это не прислуга и не какая-нибудь неизвестная ей дальняя родственница Эмериха открыла дверь. В этой девушке она, за годы совместной жизни всё-таки хорошо изучившая Александра, то ли увидела, то ли почувствовала всё то, что так ему нравилось в людях и к чему он всегда тянулся: доброту, искренность, непосредственность и живость.