Непридуманное
Шрифт:
– Эээ, пацаааанчик!
Красными искрами рассыпался об асфальт брошенный окурок, цыкнул плевок, защёлкали в чьих-то руках модные тогда чётки «зоновской» работы. Как говорилось в одном оскароносном советском фильме, вечер переставал быть томным. Лёшка обречённо приготовился получать по шее, мысленно попрощался с мелочью в кармане и молился, чтобы не порвали штаны или футболку, а то несчастливой шее досталось бы ещё и от мамы. В общем, ситуация была довольно бытовая, но от этого менее страшной не становилась.
И тут, словно Шварценеггер из второго «Терминатора» (только в одежде), на освещённое единственным
Артёму, кстати, потом всё-таки сильно досталось, даже в больнице полежал – оказался он как-то один на узкой тропинке с теми, чьи имена Лёшкина память не сохранила. Зато остался в его памяти моток обожжённого медного кабеля, который он видел в приёмном пункте в дни их размолвки с Артёмом. Скупщик довольно подробно описал приметы пацана, притащившего эту проволоку: повыше Лёшки, пошире в плечах, сероглазый, с белыми, выгоревшими волосами. Не мы были такими – жизнь была такая.
Павлик Морозов жив
Много чего в жизни происходит вне зависимости от наших желаний. Нечаянно. Ну вот спешишь ты куда-то и толкнул спешащего в противоположном направлении человека. Нечаянно. Буркнул «извините» – и дальше побежали оба по своим делам. Или в автобусе на ногу наступил тётеньке. Ты же не специально. Ну и нога цела, и туфли почти не пострадали. Бывает. Но один мой приятель рассказал мне историю про такое «нечаянно», что грех было бы ей не поделиться. Нечаянно.
Было это в начале девяностых, на которые пришлось и моё детство, и первые школьные годы рассказчика. Аккурат где-то перед ГКЧП и Форосом, то есть ещё в другой стране (люди помладше «погуглят», отвлекаться на пояснения не буду). Участники описываемых событий уже доросли до начальной школы, а значит, вступили в возраст первых взрослых экспериментов. Речь пока не про алкоголь и межполовые отношения, а про «дымовухи», взрывпакеты и поездки через весь город к гостинице с интуристами с целью выменять или выпросить банки из-под пива или газировки, сигаретные пачки и мелкие дензнаки. И про первые робкие затяжки, когда одна сигарета, вытащенная кем-то у курящего отца, пускается по кругу. Делалось это всегда за гаражами, которых в то время по всему городу было полно, как капитальных, так и разноцветных железных.
И вот собралась с определённой целью группка семи-восьмилетних пацанов. Кто-то, соблюдая строжайшую конспирацию (то есть оглядываясь по сторонам, тараща глаза и шепча на весь двор), показывает зажатую в потной от волнения ладошке сигарету. С фильтром! Это вам не «Прима» или «Астра» какая-то, это в худшем случае «Столичная», а то и «HB» или «Родопи»! В общем, за гаражи пошли даже те, кто до этого не пробовал курить и не думал начинать.
Сломана веточка, в неё, сложенную пополам, как в пинцет засунута сигарета – чтобы руки после не воняли. Спички в то время были в кармане у каждого «нормального» пацана, потому как вдруг попадётся стоящая дымящая линейка или строительный
Трубка мира выкурена, вожди заедают запах липовыми листьями и расходятся по своим делам – кто-то собирать рябину для стрельбы через трубки, кто-то рванул на стройку за «липучкой» и «колбасой», а один из куривших направляется прямо в подъезд. Но не в свой. В этом подъезде живёт его лучший друг Фёдор. Но сейчас его дома нет, он только что курил за гаражами. Дома только его мама. Друг поднимается на четвёртый этаж, на цыпочках тянется к дверному звонку. Всё это он делает, как он потом объяснит, «нечаянно».
Мама открывает дверь. И лучший друг Феди совершенно нечаянно, преодолев до этого пешком восемь лестничных пролётов (опять-таки нечаянно), говорит:
– Тёть Наташ, а ваш Федя за гаражами курил!
Спустя несколько дней, когда Феде снова стало можно выходить во двор, он спросил у друга, почему он пошёл не с ним на стройку, а один к Фединой маме?
Друг ответил:
– Прости. Я нечаянно.
И Федя поверил. И простил. Потому что друг. До сих пор.
PS. Кстати, Федя с тех пор не курит. Осознанно, а не нечаянно.
Песня про prostitution
Все же наверняка помнят прижизненное сценическое отношение Михаила Николаевича Задорного к американцам? Не хочу говорить, что я его разделяю, да и сам Михаил Николаевич наверняка в жизни приватной, вдали от кулис, так уж сильно ярлыки не развешивал. Надеюсь. Тем не менее, следующая история связана как раз с жителем одного из соединённых штатов.
Уже однажды упоминавшийся мной мимоходом мой близкий и давний друг Артём Бай в этой вот истории принимал самое непосредственное участие. Волею судеб, чему, несомненно, в какой-то степени способствовала и специализация его пишущего для «Известий» из капстран отца, Артём Евгеньевич, а в тут пору просто Тёма, высшее образование отправился получать в США. Чем, надо сказать, обрёк себя на пожизненные упрёки своей острой на язык, но горячо любимой бабушки. Дама эта преподавала в ту пору в МГИМО, и под её внимательным взором проходил процесс профессионального оперения всех ближайших родственников, а престижный и для многих советских граждан недостижимый вуз бабушка совершенно серьёзно называла «наш институт». Артём же, нарушив семейную традицию, вот уже третье десятилетие при встречах неизменно слышит от бабули «ну ты-то не из наших». Гвозди бы делать из этих людей!
Но продолжим.
Артём был парнем видным – да и остаётся таким, не смотря на свою нынешнюю, несколько отличающуюся от студенческой, причёску. Общительным – ну это понятно уже хотя бы по тому, что он становится фигурантом уже второй главы в этой книге. На гитаре замечательно играет. Завёл американских друзей, которые звали его Арт. Женился на американке. Это, как вы сами понимаете, автоматически расширяет круг общения как минимум на её друзей (при желании список фильтруется) и родственников (принимается оптом, сортировке не подлежит).
Конец ознакомительного фрагмента.